Всю жизнь Тонио считал Венецию великой европейской державой.
Он вырос в твердом убеждении, что Светлейшая является самым древним и сильным
государством Италии. Слова «империя», «Кандия», «Морея» были связаны в его
сознании с давнишними славными битвами.
Но за одну эту долгую ночь Венеция превратилась для него в
дряхлое, угасающее государство, пошатывающегося на глиняных ногах колосса,
который скоро станет всего лишь руинами. В 1645 году была утрачена Кандия, и те
войны, которые вели Андреа и его сыновья, не помогли вернуть ее. А в 1718 году
Венеция раз и навсегда была выдворена из Мореи.
От империи не осталось ничего, если не считать самого
великого города и некоторых окружавших его владений: Падуи, Вероны, маленьких
городков и великолепных вилл, протянувшихся вдоль реки Брента.
Послы Венеции не обладали ныне влиянием при иноземных
дворах, а иностранные послы прибывали в Венецию в основном не ради политики, а
ради удовольствия.
Их привлекало в Венецию не что иное, как большой
четырехугольник площади, погружающийся три раза в год в вакханалию карнавала,
лицезрение черных гондол, скользящих по водным улицам, неисчислимое богатство и
красота собора Сан-Марко, хор сироток из «Пиета». Опера, живопись, поющие
гондольеры, хрустальные люстры из Мурано.
Эти приметы становились сутью нынешней Венеции, ее
очарованием, ее силой. В общем-то, именно их Тонио видел и любил с тех пор, как
себя помнил; но, кроме внешней прелести, уже ничего не было.
И тем не менее это был его город, его государство. Отец
завещал ему эту Венецию. Его предки были среди тех смутных протагонистов
героической истории, которые первыми ступили на эти туманные болота. Состояние
рода Трески, как и многих великих венецианских родов, зиждилось на торговле с
Востоком.
Но правила ли Светлейшая миром или только доминировала над
ним, она была судьбой Тонио.
Ее независимость находилась на его попечении, как и на
попечении тех патрициев, что все еще стояли у руля государства. И Европе,
стремящейся заполучить эту великолепную драгоценность, никогда не удастся
прицепить ее к своей груди.
— Ты до последнего вздоха будешь держать врагов за
вратами Венеции, — произнес Андреа вдохновенным и энергичным голосом, и
тем же вдохновением и энергией светились его глаза.
Такова была священная обязанность патриция в эпоху, когда
сколоченные на восточной торговле состояния распылялись на азартные игры,
кутежи и зрелища. Таков был долг представителя рода Трески.
* * *
Но наконец настал момент, когда Андреа должен был раскрыть
перед сыном свою собственную историю.
— Мне известно, что ты узнал о своем брате
Карло, — сказал он дрогнувшим голосом. — Похоже, стоило тебе шаг
ступить за порог, как мир уже торопится разрушить твои иллюзии, обрушив на тебя
тот старый скандал. Алессандро рассказал мне о приятеле твоего брата, всего
лишь одном из его многочисленных союзников. Подобные ему все еще стоят в
оппозиции ко мне в Большом совете, в Сенате, везде, где могут пользоваться
влиянием. А твоя матушка поведала мне об открытии, которое ты сделал на
портрете, висящем в трапезной. Нет, нет, не перебивай меня, сын мой. Я не
сержусь на тебя. Мне следует самому рассказать тебе все, пока другие не
исказили истину и не использовали ее в своих собственных целях. Выслушай и
пойми. Что осталось мне, когда я вернулся домой после столь многих поражений?
Трое сыновей умерли, а жена угасла от скорби и тяжелой болезни. Почему Господь
пожелал сохранить для меня лишь младшего сына, столь непокорного и буйного
нравом, что величайшим наслаждением для него было неповиновение отцу? Ты видел
его изображение и помнишь, насколько он похож на тебя, но на этом сходство
кончается, ибо ты, безусловно, обладаешь исключительно сильным характером. И я
должен сказать тебе, что все худшее из нынешних времен воплощено в твоем брате
Карло. Погрязший в наслаждениях, помешанный на примадоннах бездельник, любитель
поэзии, азартных игр и выпивки, он был тем вечным ребенком, который, отрицая
славу служения государству, не обладал и маломальской смелостью.
Андреа замолчал, словно не зная, что еще сказать. Затем
утомленным голосом продолжал:
— Ты, как и я, знаешь, что для патриция женитьба без
разрешения Большого совета означает прекращение его родословной. Избрать в
качестве невесты девушку без рода и состояния — значит исключить имя Трески из
«Золотой книги» навсегда. Дети такого ослушника будут всего лишь обычными
гражданами Светлейшей. И тем не менее он, от чьей страсти зависело продолжение
нашего рода, проводил время в компании прожигателей жизни и отвергал все те
партии, которые я пытался для него организовать. И в конце концов выбрал себе
жену сам, но так, как мог бы выбрать любовницу. Девушка без имени и приданого,
дочь дворянина из глубинки, у которой за душой не было ничего, кроме ее
красоты. «Я люблю ее, — сказал он мне. — И не променяю ни на какую
другую!» А когда я попытался воспротивиться его решению и направить его так,
как велел мне долг, он, с залитыми вином глазами, оставил свой дом и отправился
в монастырь, в котором содержалась девушка, а затем хитростью и обманом вытащил
ее оттуда!
Андреа слишком разволновался и не мог продолжать.
Тонио захотелось протянуть руку, успокоить отца. Страдание
Андреа доставляло ему физическую боль, да и сам рассказ привел его в смятение.
Андреа вздохнул.
— Можешь ли ты в столь нежном возрасте понять,
насколько вопиющим было это нарушение закона? За такое поведение куда более
великие люди объявлялись преступниками. Их выслеживали по всей Венеции,
приговаривали к пожизненному заключению.
Андреа снова замолчал. Даже в гневе ему не хватало духа
рассказывать эту историю.
— И это сделал мой сын. Дьяволом из преисподней он был,
вот что я тебе скажу. Лишь наше имя и положение удержали карающую руку
государства, когда я умолял дать мне время, чтобы образумить его. И вот, средь
бела дня, твой брат предстал передо мной прямо на Брольо. Пьяный, с безумным
взором, бормоча всякие непристойности, он продолжал декларировать свою вечную
любовь к этой падшей девице. «Заплатите, чтобы ее включили в „Золотую
книгу“! — требовал он. — У вас есть средства. Вы можете это сделать!»
И тут же, на глазах советников и сенаторов, он заявил: «Дайте свое согласие,
или я женюсь без него!» Ты понимаешь, Тонио? — Андреа был уже вне
себя. — Он оставался моим единственным наследником. И вот ради этого
скандального союза он пытался вырвать у меня разрешение! Я должен был заплатить
за то, чтобы ее включили в «Золотую книгу», сделать ее знатной дамой и дать согласие
на их брак или же увидеть, как мое семя разносится по ветру, увидеть конец
рода, древнего, как сама Венеция!
— Отец, — начал было Тонио, не в силах больше
молчать.
Но Андреа еще не был готов к тому, чтобы его прерывали.