Флавий с сомнением поднял руки, по-прежнему внимательно
изучая каждую деталь моего превращения.
Он показался мне невесомым. Я подняла его и поставила на
ноги уже за воротами, в саду. Потом спрыгнула на траву рядом и обвила его
рукой. Какая жаркая тревога! Какое беспредельное мужество!
«Успокойся, я о тебе позабочусь», – сказала я и повела
его к дому.
Флавий смотрел на меня с высоты своего роста, его грудь
вздымалась, словно ему не хватало воздуха, но причиной всему было крайнее
потрясение.
«Я поймал эту тварь, – сказал он. – Я схватил его
за руку! – Какой глубокий у него голос, по-живому подвижный и
напряженный. – Я снова и снова втыкал в него кинжал, но он просто хлестнул
меня по лицу и перебрался через стену, как рой мошек перелетел, – сплошная
тьма, нематериальная тьма!»
«Флавий, он мертв, сгорел дотла!»
«Не услышь я ваш голос, о, я бы непременно сошел с ума! Я
слышал, как плачут мальчики. Проклятая нога не дала мне перелезть через стену.
Потом до меня донесся ваш голос, и я понял, что вы живы! Живы! – Его
переполняло счастье. – Вы были со своим Мариусом?!»
Та легкость, с какой я ощущала его любовь, доставляла мне
истинное наслаждение и вызывала чувство благоговения.
Вдруг меня охватило ощущение, что я снова оказалась в
святилище и пью дарованный царицей нектар, осыпаемая дождем цветочных лепестков.
Однако и в новом состоянии следует держать себя в руках.
Флавий окончательно растерялся.
Я поцеловала его в губы, в теплые, смертные губы, а потом
быстро, как хитрая кошка, слизнула всю кровь с порезов на его щеках и
почувствовала, как по спине пробежала дрожь.
Я провела его в библиотеку – главную комнату этого дома.
Мальчики зажгли повсюду лампы и теперь спрятались неподалеку, дрожа от страха.
Я чувствовала запах их крови и юной человеческой плоти.
«Ты останешься со мной, Флавий. Мальчики, вы можете устроить
для моего управляющего спальню на этом этаже? Ведь у вас есть фрукты и хлеб,
да? Я чувствую запах. У вас ведь достаточно мебели, чтобы обставить ему уютную
комнату там, в правом крыле?»
Они выбежали из своего укрытия, и меня поразила их
восхитительная человечность. Я была потрясена. Каждая естественная мелочь
казалась мне драгоценной – густые черные брови, круглые ротики, гладкие щеки.
«Да, госпожа, конечно!» – в один голос воскликнули они,
поспешно приближаясь к нам.
«Это Флавий, мой управляющий. Он поживет с нами. Для начала
отведите его в баню, нагрейте воду и поухаживайте за ним. Принесите ему вина».
Они моментально взялись за Флавия. Но он медлил.
«Не бросайте меня, госпожа, – неожиданно сказал он с
самым серьезным и задумчивым выражением лица. – Я верен вам во всех
отношениях».
«Знаю, – ответила я. – Ты даже не представляешь,
насколько ясно я это понимаю».
И мальчики из Вавилона увели его в бани, искренне радуясь,
что у них появились дела.
Я открыла огромные шкафы с одеждой Мариуса. Ее хватило бы для
правителей Парфянского царства, Армении, матери императора Ливии, покойной
Клеопатры и пышного патриция, не признающего дурацкие законы Тиберия,
регулирующие расходы.
Надев изящную длинную тунику из шелка и льна, я выбрала к
ней золотой кушак. При помощи щеток и расчесок Мариуса я превратила свою
растрепанную гриву в мантию из сверкающих чистотой распущенных волос, и они
мягко заструились по спине, совсем как в детстве.
В доме Мариуса было много зеркал – ты знаешь, что в те дни
зеркала делали только из отполированного металла. Сам факт возвращения
молодости несколько озадачил меня и даже расстроил: соски вновь приобрели
розовый оттенок, с лица и рук исчезли возрастные морщины. Наверное, правильнее
всего было бы сказать, что я оказалась вне времени, вне возраста и тем не менее
была вполне взрослой женщиной. Каждый твердый предмет благоприятствовал росту
моей новой силы.
Я опустила взгляд на блоки мраморных плит на полу и увидела
в них некую глубину – доказательство чудесного, практически непознанного процесса.
Мне хотелось вновь выйти из дома, поговорить с цветами,
набрать их полные пригоршни. Я страстно желала побеседовать со звездами. Искать
святилище я не смела из страха перед Мариусом, но, не будь его рядом, я
отправилась бы туда, чтобы, преклонив колени перед Матерью, просто смотреть на
нее, молча созерцать и прислушиваться в ожидании малейшего членораздельного
звука, хотя теперь, наблюдая за поведением Мариуса, я практически уверилась,
что она ничего не скажет.
Она шевелила правой рукой, но создавалось впечатление, что
эти жесты никак не были связаны с телом в целом. Ее рука поднялась, чтобы
убить, а потом – чтобы призвать к себе.
Я вернулась в библиотеку, села возле письменного стола, где
лежала моя рукопись, и стала ждать.
Наконец появился Мариус. Он тоже переоделся и расчесал на
пробор доходившие до плеч волосы. Он опустился в кресло рядом со мной – изящно
изогнутое, сделанное из черного дерева и инкрустированное золотом. Бросив
взгляд на Мариуса, я вдруг осознала, что он и сам очень похож на это кресло –
отлично сохранившееся продолжение материала. Резьбой и инкрустацией занималась
природа, а затем конечный продукт покрыли лаком.
Мне хотелось поплакать в его объятиях, но я сумела глубоко
запрятать тоску одиночества. Ночь никогда меня не отринет, она преданно ожидает
меня за каждой открытой дверью, равно как и трава, и кривые оливковые ветви,
тянущиеся в лунном свете к небу.
«Благословен тот, кого она научила пить кровь, –
сказала я, – когда светит полная луна, когда облака в прозрачной ночи
горами вздымаются в небесах».
«Да, наверное», – откликнулся Мариус.
Он отодвинул лампу, стоявшую между нами на столе, чтобы она
не слепила мне глаза.
«Я поселила здесь своего управляющего, – сказала
я, – предоставила ему ванну, кровать и одежду. Ты ведь не станешь на меня
сердиться? Я люблю его и не хочу терять. Ему уже слишком поздно возвращаться
обратно в мир».
«Он необычный человек, – заметил Мариус, – и я ему
очень рад. Может быть, завтра он сможет привести твоих девушек. У мальчиков
появится компания, и днем здесь будет хоть какой-то порядок. К тому же Флавий
помимо всего прочего прекрасно разбирается в книгах».
«Благодарю тебя за эту любезность. Я боялась, что ты
рассердишься. Ну почему ты так переживаешь? Я не могу прочесть твои мысли –
этого дара я не получила».
Нет, неправда. Я могла прочесть мысли Флавия. Я знала, что в
этот самый момент мальчики помогают ему переодеваться ко сну и что его
присутствие несказанно радует их.