Я обернулась и в изумлении обнаружила, что соломенная фигура
стоит как живая на месте, приняв вертикальную позу человека, и следит за мной.
«Я в тебя не поверю! – закричала я соломенному
человеку. – Я не буду искать у тебя ответы! Но знай вот что: если ты
хочешь стать живым созданием, как я, то люби все человечество – мужчин, женщин
и их детей. Не ищи силы в крови! Не кормись страданием. Не поднимайся как бог
над толпой обожателей. Не лги!»
Оно слушало. И слышало. Оно оставалось на месте. А я
побежала. Я помчалась вверх по каменистым холмам, понеслась через леса
Калабрии, пока не оказалась далеко-далеко. На всем протяжении озаренного лунным
светом побережья мерцающей морской бухты передо мной величественно раскинулся
Виварий с его аркадами и покатыми крышами.
Я больше никогда не видела соломенное существо. Не знаю, что
это было. И прошу тебя больше меня о нем не спрашивать.
Ты говоришь, что бывают и духи, и призраки. Мы знаем, что
такие создания действительно существуют. Но с тех пор я его больше не видела.
А к тому моменту, когда я вновь оказалась в Италии, Виварий
давно уже был разрушен. Последние стены расшатали землетрясения. Не знаю, смели
ли они его окончательно или его разграбили невежественные высокие люди из
Северной Европы – вандалы?
Этого никто не знает. Сохранились только письма, разосланные
Кассиодором.
Вскоре классиков объявили богохульниками. Папа Григорий
писал истории о волшебных чудесах, потому что иначе не смог бы обратить тысячи
суеверных, незнакомых с катехизисом северных племен в христианство и
подвергнуть их массовому крещению.
Он победил воинов, считавшихся в Риме непобедимыми.
После Кассиодора история Италии на сотню лет погрузилась в
полный мрак. Как говорится в книгах? В течение целого века из Италии не
поступало вестей.
Какая продолжительная пауза!
Ну вот, Дэвид, коль скоро ты дошел до последних страниц, я
должна признаться, что покидаю тебя. Улыбки, с которыми я передала тебе эти
блокноты, предназначались для того, чтобы ввести тебя в заблуждение. Женские
хитрости, как назвал бы их Мариус. Я обманула тебя, когда сказала, что завтра
вечером мы встретимся здесь, в Париже. Когда ты будешь читать эти строки, меня
в Париже не будет. Я отправляюсь в Новый Орлеан.
Это твоя заслуга, Дэвид. Ты меня преобразил и заставил
отчаянно поверить в то, что в повествовании можно найти хотя бы тень смысла. Я
обрела неисчерпаемую энергию. Своей требовательностью к моему красноречию и
памяти ты подготовил меня к новой жизни, к новой вере в существование в этом
мире чего-то хорошего.
Я хочу найти Мариуса. До меня доносятся отголоски мыслей
других бессмертных – крики, мольбы, странные послания…
Тот, кто, как считалось, ушел от нас, по всей вероятности,
выжил.
У меня есть веские основания полагать, что Мариус отправился
в Новый Орлеан, и мне необходимо с ним воссоединиться. Я должна разыскать
Лестата, увидеть падшего принца-паршивца на полу молельни, не способного ни
говорить, ни двигаться.
Пойдем со мной, Дэвид. Не бойся Мариуса! Я знаю, он придет
на помощь Лестату. Я тоже.
Возвращайся в Новый Орлеан.
Даже если Мариуса там нет, я хочу повидать Лестата. Я хочу
вновь увидеться с остальными. Что ты наделал, Дэвид? Наряду с новым любопытством,
с воспламеняющим беспокойством, с возродившимся певческим даром во мне возникла
ужасная способность желать и любить.
Уже по одной этой причине – а на самом деле их намного
больше – я всегда буду тебе благодарна. Какие бы ни ждали меня переживания, ты меня
оживил. И никакие твои слова и поступки не в силах отныне истребить мою любовь
к тебе.