— Робот — это машина, которая выполняет некоторые операции в
соответствии с инструкциями, заложенными в программу. Палач же принимал свои
собственные, самостоятельные решения, понимаете? И я подозреваю, что,
попытавшись произвести на свет нечто такое, что близко к человеческому мозгу по
структуре и функциям, по-видимому, неизбежно в его моделировании будет
закладываться случайность. Это не было машиной, следующей заданной программе.
Палач был слишком сложен для этого. Возможно, потому он и погиб.
Дон усмехнулся.
— Неизбежное следствие получения свободы воли?
— Нет. Я уже говорил, что они навалили много всякой всячины.
Все, что казалось им насколько-либо подходящим, покупалось и пихалось туда.
Например, возникла некая идейка у психофизиков, они предложили ее испытать
— и ее использовали в Палаче. Очевидно. Палач представлял
собой изобретение в области связи. Фактически ему передавались все чувства и
ощущения его операторов.
— Абсолютно все?
— По-видимому, так, с небольшими ограничениями. Все, что
закладывалось в первичные цепи манипулятора, было порождением индукционных
полей в мозгу оператора. Машина воспринимала и усиливала образцы электрической
деятельности, поступавшие внутрь Палача — можно сказать, в его «мозг», а затем
все проходило через сложный модулятор и вливалось в индукционное поле в мозгу
оператора — это я перехожу из своей области в ту, которой занимались Вебер и
Фечнер — но невроны имели порог, выше которого они возбуждались, а ниже — нет.
Там было каких-то сорок тысяч невронов, сведенных в коробке для мозга и таким
образом, что каждый из них имел несколько сотен связей с другими вокруг него. В
любую секунду часть из них могла находиться ниже порога возбуждения, в то
время, как другие были в положении, которое сэр Джон Экклес в свое время
охарактеризовал как «равновесие в критической точке» — готовность к
возбуждению. И стоило лишь одному из них перешагнуть порог возбудимости, как
это тотчас же влияло на разряд в сотнях и тысячах других — точнее, за 12
миллисекунд.
Пульсирующее поле обеспечивало такой толчок достаточно
убедительно, чтобы подсказать оператору, что такое пришло в голову Палачу. И
при недостатке вариантов у Палача должна была быть его собственная встроенная
версия подобной штуки. И родилась также идея, что это может произвести
очеловечивание машины тем или иным образом, так что она будет полнее оценивать
важность своей работы — приобретет нечто вроде лояльности, если можно так
выразиться.
— Вы думаете, это каким-то образом содействовало в
неизвестной сейчас нам ситуации? Если вам нужна догадка — я отвечу
утвердительно. Но это лишь предположение.
— Угу, — сказал он. — А каковы были его физические
возможности?
— Антропоморфная конструкция, — пояснил я. — Как потому, что
по происхождению своему он был манипулятором с телеуправлением, так и по
психологическим причинам, о которых я только что упоминал. Он мог пилотировать
свой собственный маленький космический корабль. Конечно, там не было системы
жизнеобеспечения. Оба, и Палач, и его корабль, были снабжены силовыми
водородными агрегатами, так что топливо проблемой не было.
Самовосстанавливающийся. С возможностью выполнения огромного разнообразия
утонченных текстов и измерений, проведения наблюдений, формулирования
записей-сообщений, изучения новых материалов, отправки отчетов по радио о своих
находках в Центр управления полетами. Возможность функционировать практически в
любых условиях. В действительности он нуждался в меньшей энергии для работы на
внешних планетах — охлаждающие агрегаты не перегружались, поддерживая его мозг,
расположенный в туловище, в сверхохлажденном состоянии.
— Насколько он силен?
— Не помню всех данных. Может, в дюжину раз мощнее человека в
таких упражнениях, как подъем груза или толчок.
— Он произвел для нас разведку на Ио и принимался за Европу?
— Да.
— Затем он начал вести себя неуверенно — тогда мы думали,
что это вызвано изучением планеты?
— Верно, — ответил я.
— Он отказался подчиниться прямому приказу исследовать
Каллисто и затем направился к Урану.
— Да. Прошло несколько лет с тех пор, как я читал сообщения…
— И без того плохое функционирование его стало еще хуже.
Долгие периоды молчания разнообразились искаженными передачами. Теперь, когда я
больше узнал о его природе, мне кажется, что это походило на предсмертный бред.
— Это представляется вероятным.
— Но на некоторое время он снова пришел в себя. Он высадился
на Титании и начал посылать нам нечто, весьма похожее на сообщения
исследователя. Правда, это продолжалось лишь короткое время. Он снова принял
неразумное решение, означавшее, что он собирается высадиться на Уране, и,
похоже, так и сделал. Больше мы не слышали о нем ничего. Теперь, когда я знаю
об этом приспособлении для чтения мыслей, я понимаю, почему психиатры из Центра
управления были настолько уверены, что Палач никогда больше не заработает.
— Об этой части его путешествия я не знал.
— Зато я знаю.
Я пожал плечами.
— В любом случае это было дюжину лет назад, — сказал я, — и,
как я уже говорил, прошло много времени после того, как я что-либо читал об
этом.
— Корабль Палача затонул — или, может, это выглядело
приземлением — в Мексиканском заливе пару дней назад.
Я только и смог, что выпучить глаза.
— Корабль был пуст, — продолжал Дон, — когда поисковая
партия в конце концов обнаружила его.
— Ничего не понимаю.
— Вчера утром, — продолжал он, — владелец ресторана Мэнни
Барнс был найден забитым до смерти в собственной конторе в Мейсон Сент-Мишеле,
Нью-Орлеан.
— И все равно не понимаю…
— Мэнни Барнс был одним из четырех операторов, которые
программировали… простите, «учили» Палача.
Молчание затягивалось.
— Случайное совпадение? — спросил я наконец.
— Мой клиент так не считает.
— А кто ваш клиент?
— Один из трех оставшихся членов этой группы операторов. Он
убежден, что Палач вернулся на Землю затем, чтобы расправиться со своими
прежними операторами.
— Он известил о своих опасениях своих прежних нанимателей?
— Нет.
— Почему?