– Мало того: наш любимый Фрейд, основатель
психоанализа, утверждал, будто оргазм у нормальной женщины должен сдвигаться от
клитора к влагалищу. А самые рьяные из его последователей, развивая положения
своего учителя, с пеной у рта доказывают, что клиторальное возбуждение
свидетельствует об инфантильности, либо, что еще хуже, – о
бисексуальности.
Тем не менее, как все мы знаем, очень трудно получить оргазм
исключительно путем обычного полового сношения. Приятно, когда тобой обладает
мужчина, но центр наслаждения заключен в этом крохотном бугорке, открытом неким
итальянцем!
Мария, плохо слушавшая ее слова, вынуждена была признать,
что Фрейд просто-таки ее имел в виду – вероятно, она инфантильна, если ее
оргазм к влагалищу не смещался. А может, Фрейд ошибся?
– А что вы скажете о точке «G»?
– Простите, а где это?..
Библиотекарша покраснела, поперхнулась, но все же нашла в
себе мужество ответить:
– Сразу же при входе, на первом этаже, окошечко,
выходящее на задний двор.
Просто гениально! Она описывает влагалище как дом! Должно
быть, вычитала это объяснение в каком-нибудь пособии по половому воспитанию
девочек: после того как кто-нибудь постучит и войдет, он обнаружит внутри
собственного тела всю вселенную. А она, занимаясь мастурбацией, всегда отдавала
предпочтение этой самой точке «G» перед клитором, потому что в последнем случае
ощущения бывали какие-то двойственные: наслаждение было почти мучительным,
сопровождалось смутной тоской и неразрешимым томлением.
Нет уж, да здравствует первый этаж и окошечко, выходящее на
задний двор.
Видя, что библиотекарша замолкать не собирается – вероятно,
думает, что нашла в ней товарища по несчастью, то есть по загубленной
сексуальности, – она помахала ей рукой, вышла и заставила себя отвлечься
на любую ерунду, потому что не тот сегодня был день, чтобы размышлять о
прощаниях, разлуке, клиторе, возрожденной девственности или точке «G». Она
стала прислушиваться к звукам – звонили колокола, лаяли собаки, звенел по
рельсам трамвай. Постукивали каблуки по тротуару, слышалось дыхание, вывески
обещали все, что душе угодно.
Ей совсем не хотелось возвращаться в «Копакабану», но она
чувствовала себя обязанной довести работу до конца, а почему – неизвестно: в
конце концов, необходимую сумму давно уже удалось собрать. В этот день она
могла бы пройтись по магазинам, поговорить с управляющим банком – тоже, между
прочим, ее клиент, – обещавшим помочь с текущим счетом, могла бы выпить
кофе, отправить по почте кое-что из вещей, не умещавшихся в чемоданы. Как ни
странно, на душе у нее было невесело, и она не могла понять отчего. Оттого,
быть может, что оставалось всего две недели. Надо было бы пройтись по городу,
взглянуть на него другими глазами, порадоваться, что смогла все пережить и
преодолеть.
Она остановилась на перекрестке, на котором бывала сотни
раз: оттуда открывался вид на озеро с водяным столбом посреди, а на другой
стороне улицы тянулся сад, и там, на клумбе, двигались стрелки выложенных из
цветов часов – одного из символов города – и стрелки эти не дадут ей солгать,
потому что...
Внезапно время остановилось и мир замер.
Что это за чушь насчет восстановленной девственности, не
дававшая ей покоя с момента пробуждения?
Мир, казалось, застыл в оледенении, и эта секунда все никак
не кончалась, не истекала, а Мария стояла перед чем-то очень значительным и
серьезным. И не могла забыть об этом, в отличие от снов, которые всегда хочется
записать наутро, да не выходит...
«Ни о чем не думай. Мир остановился. Что произошло?»
ХВАТИТ!
Неужели сочиненная ею красивая сказка о птице – это про
Ральфа Харта? Нет! Это о ней! ТОЧКА!
На часах было 11:11, и в этот миг она застыла. Она
чувствовала себя чужой в собственной телесной оболочке, заново открывая для
себя только что восстановленную девственность, но возрождение это было столь
хрупко, что постой Мария здесь еще мгновение – погибла бы безвозвратно.
Вероятно, она побывала на небесах, а уж в аду – совершенно точно, но
Приключение подошло к концу. Она не могла ждать еще две недели, десять дней,
неделю – надо было бегом бежать сию же минуту – потому что, едва глянув на эти
цветочные часы, вокруг которых толпились, щелкая фотоаппаратами, туристы и
играли дети, наконец-то поняла причину своей печали.
А причина заключалась в том, что она не хотела возвращаться
в Бразилию.
И дело было не в Ральфе Харте, не в Швейцарии, не в
Приключении. Все было просто, даже слишком просто. Деньги.
Деньги! Клочок плотной, неярко раскрашенной бумаги, который,
по всеобщему мнению, что-то стоит. И она верила в это, потому что все верили,
верила до тех пор, пока, собрав целую гору этих бумажек, не пришла в банк –
надежнейший, свято хранящий традиции и оберегающий тайну вкладов швейцарский
банк – и спросила: «Могу ли я приобрести у вас несколько часов жизни?» И
услышала в ответ: «Нет, мадемуазель, это мы не продаем, а только покупаем».
Из сна наяву ее вывел визг тормозов. Водитель что-то сердито
крикнул ей, а стоящий рядом улыбчивый старичок по-английски попросил ее сделать
шаг назад – для пешеходов был «красный».
«Ладно. Кажется, мне открылось то, что должны знать все».
Да нет, не знают. Она оглянулась по сторонам: опустив
головы, люди торопливо шагали на службу, в школу, в бюро по трудоустройству, на
Бернскую улицу, и каждый повторял: «Ничего, подожду еще немного. У меня есть
мечта, но ведь не обязательно претворять ее в жизнь именно сегодня – сегодня
мне надо зарабатывать деньги». Разумеется, она занимается проклятым ремеслом,
но если вдуматься – всего лишь продает свое время, как и все. Занимается тем,
что ей не нравится, – как и все. Общается с людьми, которых переносить
невозможно, – как и все. Продает свое бесценное тело и бесценную душу во
имя будущего, которое не наступит никогда, – как и все. Твердит, что
накопила недостаточно, – как и все. Собирается подкопить еще немножко – тоже
как все. Подкопить, подождать, заработать, отложить исполнение желаний на
потом, ибо сейчас слишком занята... нельзя упускать такую возможность...
клиенты ждут... постоянные посетители, способные выложить за ночь кто триста
пятьдесят, а кто и тысячу франков.
И вот впервые в жизни, махнув рукой на все те превосходные
вещи, которые можно было бы купить на деньги, что она заработает, – может,
остаться еще на год, а? – Мария вполне сознательно, осознанно и
непреклонно решила эту возможность – упустить.