Она решила, что скажет «прощай» только однажды, когда придет
минута расстаться, и не будет страдать всякий раз, как вспомнит о том, что
скоро ее уже здесь не будет. И потому, обманывая свое сердце, двинулась в то
утро по Женеве как ни в чем не бывало, как будто до скончания века ходить ей по
этим улицам, по Дороге Святого Иакова, по мосту Монблан. Она смотрела, как
кружат над водой чайки, как раскладывают свой товар торговцы, как служилый люд,
выходя из контор, отправляется обедать. Грызла яблоко, наслаждаясь вкусом и
цветом. Видела, как в отдалении заходят на посадку самолеты, как из середины
озера поднимается, играя всеми цветами радуги, столб воды, как робкая,
затаенная радость охватывает всех, кто проходит мимо, кто идет навстречу.
Ловила на себя взгляды заинтересованные, взгляды безразличные, взгляды ничего
не выражающие. Почти целый год прожила она в этом маленьком городе, похожем на
любой другой городок – сколько таких в мире? Если бы не причудливая архитектура
его зданий да не вывески бесчисленных банков, вполне можно было бы вообразить
себе, что дело происходит где-нибудь в Бразилии, в провинции. А что? Есть
ярмарка. Есть рынок. Есть матери семейств, торгующиеся с продавцами. Школьники,
которые сбежали с уроков, наврав, что мама-папа больны, и теперь целуются на
берегу реки. Есть люди, чувствующие себя здесь как дома, и люди посторонние.
Есть газеты, рассказывающие о разных скандальных происшествиях, и
респектабельные журналы для почтенных бизнесменов, которые, насколько можно
судить, читают только газеты, рассказывающие о скандальных происшествиях.
Мария направилась в библиотеку сдать руководство по
усадебному хозяйству. Она не поняла в этой книжке ни слова, но это было и не
важно – в те минуты, когда ей казалось, что контроль над собой и своей судьбой
потерян, книжка напоминала, какая цель стоит перед ней. Книжка в строгом желтом
переплете, книжка без картинок, но с мудреными графиками и схемами, была ее
безмолвной спутницей и более того – путеводной звездой, сиявшей во тьме
недавних недель.
Ты всегда строила планы на будущее, сказала она себе. И
настоящее неизменно ошеломляет тебя. И подумала о том, что обрела себя
благодаря независимости, отчаянию, страданию, обрела – и тотчас снова
столкнулась с любовью. Хорошо бы, чтоб – в последний раз.
А самое забавное – что ее коллеги порой обсуждали, как им
было хорошо с тем или иным мужчиной, толковали о неземных восторгах, иногда
выпадавших на их долю, тогда как она, в сущности, была и осталась равнодушной к
сексу. Она не решила свою проблему и в обычном совокуплении достичь оргазма ей
было не дано, а потому половой акт стал для нее делом настолько обыденным и
вульгарным, что едва ли когда-нибудь сможет она обрести в нем тот пыл, и жар, и
радость, которые искала и жаждала.
А может быть, все дело в том, думала Мария время от времени,
что правы ее родители и романтические книжки – без любви никакое удовольствие в
постели невозможно.
Библиотекаршу, которую она считала своей единственной
подругой, хоть никогда ей об этом не говорила, она застала в добром расположении
духа. Был как раз обеденный перерыв, но Мария отказалась от предложенного
сэндвича, поблагодарив и сославшись на то, что недавно завтракала.
– Долго, однако, вы изучали эту книжку.
– И все равно ничего не поняла.
– Помните, о чем вы попросили меня однажды?
Мария, разумеется, не помнила, но по лукавой улыбке,
заигравшей на лице библиотекарши, догадалась, о чем шла речь. О сексе.
– Когда вы как-то раз пришли сюда за литературой такого
рода, я решила обревизовать все, что тут у нас имеется в наличии. Оказалось –
немного, и я сделала заказ, поскольку мы должны просвещать юношество.
Тогда им не придется учиться этому наихудшим из всех
возможных способом – у продажных женщин.
Библиотекарша указала на тщательно завернутую в коричневую
бумагу стопку книг в углу.
– Разобрать пока еще не успела. Только мельком
проглядела и, знаете, пришла в ужас от того, что увидела.
Ну да, можно было наперед сказать, о чем пойдет сейчас речь
– об акробатических позициях, о садомазохизме и прочем. Лучше извиниться,
спохватиться, что пора, мол, на работу (она, правда, еще не придумала, где она
работает – в банке или в каком-нибудь магазине; врать – дело утомительное, тут
главное – ничего не перепутать).
Мария поблагодарила и стала уж было приподниматься с места,
готовясь уйти, но библиотекарша продолжала:
– Вы тоже будете ошеломлены. Вот, например, вы знаете,
что клитор был открыт совсем недавно?
Открыт? Недавно? Ну да, не далее как на этой неделе кто-то
прикасался к этой части ее собственного тела, найдя его так споро и ловко –
несмотря на полную темноту, – что сомнений не было: эта область ему хорошо
известна.
– Его существование было официально признано лишь в
1559 году, после того, как врач по имени Реальдо Колумбо выпустил в свет книгу
«De re anatomica». А до тех пор, полтора тысячелетия нашей эры, о нем никто
понятия не имел. Колумбо описал его в своем исследовании, назвав «органом
красивым и полезным». Можете себе представить?
Обе рассмеялись.
– А два года спустя, в 1561, другой медик, Габрил-ле
Фаллопио заявил, что честь этого открытия принадлежит ему. Нет, вы только
подумайте! Двое мужчин разумеется, итальянцы, им и карты в руки – спорят, кто
первым ввел клитор в мировой обиход!
Разговор был занятный, но продолжать его Мария не желала –
прежде всего потому, что при одном только воспоминании о завязанных глазах, о
руках, которые скользили по ее телу, безошибочно находя самые чувствительные
точки, она, как выражались в «Копакабане», «потекла» – и сильно. Получается,
что она не умерла для секса, этот человек каким-то колдовским образом воскресил
ее. Как хорошо быть живой!
А библиотекарша между тем воодушевлялась все больше:
– Но даже после того, как клитор был открыт, должного
внимания ему не уделяли, скорее – напротив, – продолжала она, на глазах
превращаясь в высокую специалистку по клиторологии или как там называется эта
научная дисциплина. – Оказывается, то, что мы сегодня читаем в газетах об
африканских племенах, у которых принято ампутировать клитор, чтобы лишить
женщину права на наслаждение, – совсем не ново. У нас в Европе, в XX веке
проводятся подобные операции, ибо принято было считать, что эта маленькая и не
несущая никакой полезной функции анатомическая деталь есть источник истерии,
эпилепсии, супружеской неверности и бесплодия.
Мария, прощаясь, протянула руку библиотекарше, но ту было
никак не унять.