Правда о деле Гарри Квеберта - читать онлайн книгу. Автор: Жоэль Диккер cтр.№ 100

— Мы с вами сейчас на парковке мотеля!

— Нет! Нет, Маркус! Мы у истоков зла! И я уже тридцать лет со страхом жду этой минуты.

Зал для бокса в кампусе Берроуза,

февраль 2002 года

— Вы неправильно бьете, Маркус. Удар хороший, но первая фаланга среднего пальца слишком выдается вперед и при ударе скользит.

— Когда я в перчатках, я ее не чувствую.

— Вы должны уметь боксировать без перчаток. Перчатки нужны только для того, чтобы не убить противника. Сами поймете, если ударите не по мешку, а по чему-нибудь другому.

— Гарри… Как по-вашему, почему я всегда боксирую в одиночку?

— Спросите у себя.

— По-моему, потому, что я боюсь. Боюсь проиграть.

— Но когда вы отправились в этот зал в Лоуэлле, по моему совету, и тот громадный негр размазал вас в лепешку, что вы тогда почувствовали?

— Гордость. Задним числом я почувствовал гордость. На следующий день я оглядел синяки у себя на теле, и они мне понравились: я одолел себя, я осмелился! Я осмелился драться!

— То есть вы считали, что победили…

— По сути — да. Пускай формально я бой проиграл, но мне казалось, что в тот день я победил.

— Вот и весь ответ. Не важно, проиграл ты или победил, Маркус. Важно, какой путь ты прошел от гонга первого раунда до гонга финального. Результат матча — это же просто информация для зрителей. Кто вправе сказать, что вы проиграли, если вы сами считаете, что выиграли? Жизнь, Маркус, она как бег: всегда найдутся те, кто бегает быстрее или медленнее вас. В конечном итоге важно, сколько сил вы вложили в то, чтобы пройти свой путь.

— Гарри, я тут видел объявление в вестибюле…

— Университетский чемпионат по боксу?

— Да… Там будут все крупные университеты… Гарвард, Йель… Я… Я тоже хочу участвовать.

— Тогда я вам помогу.

— Правда?

— Ну конечно. Вы всегда можете рассчитывать на меня, Маркус. Помните это. Мы с вами команда. На всю жизнь.

— Гарри, как передать чувства, которые сам никогда не испытывал?

— Вот в этом и состоит писательский труд. Если вы пишете, значит, вы способны чувствовать сильнее других и передавать эти чувства. Писать — это позволить читателям увидеть то, что они не всегда могут увидеть сами. Если бы истории о сиротах рассказывали одни сироты, это был бы тупик. Это бы означало, что вы не можете писать ни о матери, ни об отце, ни о собаке, ни о летчике, ни о русской революции, потому что вы — не мать, не отец, не собака, не летчик и не видели русской революции своими глазами. Вы всего лишь Маркус Гольдман. Если бы каждый писатель должен был писать только о самом себе, литература была бы страшно убогой и утратила бы весь свой смысл. Мы вправе писать обо всем, Маркус, обо всем, что нас волнует. И никто не может судить нас за это. Мы писатели, потому что умеем делать по-другому то, что умеют делать все вокруг — писать. В этом вся хитрость.

Всем то и дело казалось, что они видели Нолу. В универсаме в соседнем городе, на автобусной остановке, у стойки ресторана. Через неделю после ее исчезновения, пока еще шли розыски, полиции пришлось иметь дело с множеством ошибочных свидетельств. В округе Кордридж прервали киносеанс: кому-то из зрителей показалось, что он узнал Нолу Келлерган в третьем ряду. В окрестностях Манчестера доставили в комиссариат для проверки какого-то отца семейства, провожавшего на ярмарку дочь — белокурую девочку пятнадцати лет.

Несмотря на все усилия, розыски не приносили результатов. К ним привлекли всех окрестных жителей: это позволило охватить соседние с Авророй районы, но ни к чему не привело. Прибывшие на помощь специалисты из ФБР, исходя из опыта и статистики, указывали места, которые следовало обшарить в первую очередь: реки и ручьи, опушки леса возле парковок, свалки, где гнили тошнотворные отбросы. Дело представлялось им настолько сложным, что они даже прибегли к помощи экстрасенса, работавшего по двум убийствам в Орегоне, — но на сей раз и он оказался бессилен.

Вся Аврора бурлила, ее заполонили толпы зевак и журналистов. В полицейском участке на главной улице кипела бурная деятельность: координировали поиски, сводили и сортировали информацию. Телефон раскалился от бесконечных звонков, зачастую по пустякам, и каждый звонок требовал тщательной и долгой проверки. Какие-то зацепки были обнаружены в Вермонте и Массачусетсе, туда отправили группы кинологов, но безрезультатно. Пресс-конференции, которые дважды в день давали шеф Пратт и капитан Родик перед входом в участок, все больше напоминали признание в собственном бессилии.

Аврора находилась под усиленным, хотя и негласным наблюдением: федералы, смешавшись с толпой журналистов, прибывших со всего штата для освещения событий, пристально следили за домом Келлерганов и поставили их телефон на прослушку. Если девочку похитили, преступник скоро проявится. Позвонит или, может, по своей природной испорченности, присоединится к потоку любопытных, несущих к дому номер 245 по Террас-авеню записки со словами поддержки. Если же дело не в выкупе и здесь, как опасаются некоторые, орудовал маньяк, его следовало обезвредить как можно быстрее, пока он снова не принялся за свое.

Люди сплотились: мужчины, не считаясь со временем, обшаривали каждый метр лесов и полей, осматривали берега речек и ручьев. Роберт Куинн взял два отгула, чтобы участвовать в розысках. Эрни Пинкас отпрашивался с работы на час раньше и присоединялся к поисковым командам, работавшим во второй половине дня и до самой ночи. Тамара Куинн, Эми Пратт и другие добровольные помощницы готовили на кухне «Кларкса» еду для волонтеров. Все их разговоры были только о расследовании:

— Я кое-что знаю! — твердила Тамара Куинн. — У меня есть очень ценные сведения!

— Что ты знаешь? Что? Расскажи! — вскрикивали слушательницы, намазывая маслом хлеб для сэндвичей.

— Не могу… Это слишком серьезно.

И каждая начинала рассказывать, что давно подозревала — в доме 245 по Террас-авеню творится что-то непонятное, ничего удивительного, что все так плохо кончилось. Миссис Филипс, чей сын учился в одном классе с Нолой, рассказала, что вроде бы однажды на перемене кто-то из учеников шутки ради задрал Ноле блузку и все увидели, что у девочки на теле рубцы. Миссис Хаттауэй поведала, что ее дочь Нэнси была близкой подругой Нолы и что летом произошло сразу несколько странных вещей, а главное, Нола вдруг словно пропала на целую неделю, а домой к Келлерганам никого не пускали.

— А эта музыка! — добавила миссис Хаттауэй. — Каждый день приходилось слушать эту ужасную музыку из гаража, и я все думала, почему, черт возьми, ему непременно надо оглушить весь квартал. Наверное, следовало пожаловаться на шум, но я не решилась. Говорила себе, что он все-таки пастор…