Носорог для Папы Римского - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Норфолк cтр.№ 48

Город святого Петра бурлит сотнями диалектов, здесь переругиваются на множестве языков. Верховые кричат на пилигримов, перегородивших узкие проходы вокруг замка Святого Ангела. Всадники прокладывают себе путь среди монахов, подмастерьев, уличных мальчишек и собак. Но тщетно: аллеи, дворы, переходы заполнены наглухо. Понимают ли они, что привело их сюда? Они едины в своем раздражении, они непобедимы уже потому, что их так много. На площади кишит римская плоть, женщины теряют сознание, детишки, упав, уже не поднимаются — их затоптали, все тянут шеи, все жаждут увидеть, все взоры обращены к старым воротам. По дорогам уже не пробиться, но город подталкивает и подталкивает тех, кто впереди, еще дальше вперед, в Парионе, и горожанам ничего не остается делать, кроме как лезть по головам. И Понте забит до отказа, вновь прибывшим приходится поворачивать на запад, к Тибру, потом перебираться к Борго, к угрюмому фасаду замка Святого Ангела. Но даже здесь невозможно протолкаться сквозь пилигримов и церковников. Всадники натягивают поводья, врубаются в толпу, пытаясь прорваться к мосту Элия, связывающему замок с городом. Разозленный люд поначалу расступается неохотно, потом, когда к авангарду присоединяются другие всадники, приходится шевелиться поживее — а то ведь зашибут, чего доброго. Лошади напирают, пилигримы и попрошайки вопят, но фаланга конных неуклонно продвигается к мосту, а в центре, со всех сторон окруженные всадниками, шествуют старцы, облаченные в алые одеяния, — они осыпают бранью толпу и друг друга. Наблюдающий за процессией с балкона замка Святого Ангела папский датарий сообщает своему властелину, что кардиналы уже на подходе.

С севера слышатся звуки труб и барабанов. Толпа ждала долго, потела, то вскипала от раздражения, то затихала, претерпевая муки, ругаясь с соседями, и теперь ее терпение, кажется, будет вознаграждено. Среди ожидающих зрелища перепархивают обрывки сплетен. Поговаривают, что Зверь ростом с дом, питается исключительно устрицами и пьет кровь невинных дев. Из-за ворот слышатся гиканье и глухие удары, люди принимаются вертеть головами и наконец соображают, куда глядеть — на брешь в городской стене. И вот звуки у ворот стихают, трубы ревут громче. Вскоре появляется первый барабанщик, за ним — бородатый всадник, сидящий прямо, не замечая вытаращенных глаз и открытых в изумлении ртов. Барабаны, трубы, всадники — по четыре в ряд, а всего таких рядов полсотни. Каким-то чудом толпа расступается перед ними, словно втягивает в себя, но не их, не их ждут ротозеи. Гиканье, топот, удары: к ним-то город привычен. Гипсовые арки, выцветшие знамена все еще напоминают о последнем приобретении Папы из рода Медичи. По дворам валяются разбитые передвижные платформы, а стены еще слышат отзвуки криков «Palle! Palle!» [12] . Город не удивишь ни карнавалами, ни триумфальными шествиями, однако сегодня жители его напряжены и ждут утоления нового голода. Разверзлась ненасытная глотка площади, невероятно, но толпа на виа дель Пополо расступилась, и гордо, широкими шеренгами по улице шествует роскошное посольство. Собравшиеся уже не ропщут, уже не замечают жары и тычков. Оттуда, куда шествие еще не добралось, слышатся приветственные крики, но здесь, в самой сердцевине, все замерло в тяжком молчании. Трубачи, барабанщики, всадники в ливреях — обычная прелюдия, не более. Люди в толпе забыли о сварах и притихли, они расступаются, освобождая широкий проход, по которому мечутся только собаки. Все ждут.

Даже Папа ждет. Он сидит в самом центре лоджии замка Святого Ангела, справа и слева от него расположились кардиналы, позади выстроились послы. Слуга слуг божьих смотрит на собравшуюся внизу толпу. Они смотрят на него. Папа кажется спокойным, собранным, сидит прямо на небольшом помосте. Рассевшиеся по сторонам кардиналы вертятся, предвкушая зрелище. В конце концов, они-то к ожиданию непривычны, ожидание их нервирует. Их служки — вот они умеют ждать, домашние тоже. А кардиналы не ждут никого, кроме разве Папы. Но Папа спокоен или кажется таковым. Кардиналы немного успокаиваются. Они нюхают маленькие букетики цветов, отгоняют насекомых, елозят в своих креслах. На ступеньках выстроились их офицеры — в соответствии с табелью о рангах самих кардиналов. Люди кардинала Армеллини заняли верхнюю часть лестницы и взяли на себя функции таможенного досмотра. Напрасно взывают к ним несчастные слуги кардиналов Риарио, Гримани, Содерини, Виджерио, Делла Ровере, Дель Монте, Аккольте, Де Грасси, Саули, Д'Арагоны, Корнаро, Фарнезе, Гонзаги, Петруччи, Ремолино, Серры, Шалана, Шиннера, Бакоча и Бейнбриджа. К тому моменту, когда слугам, потрепанным и напуганным головорезами кардинала Армеллини, удается добраться к своим измученным жаждой господам, подносы со сластями и кувшины с вином изрядно опустошены. Конклав собрался здесь, чтобы избрать символ, тяжелой поступью надвигающийся с севера. Папа полностью владеет собой, он — само терпение. Толпа внизу безумствует. Кардиналы же находятся словно между молотом и наковальней — между нетерпением толпы и спокойствием Папы — и молят Бога, чтобы пока не видное им посольство двигалось резвее. Они слышат слабые приветственные крики, которые затем сменяются загадочной тишиной.

По налипшему на причалы Рипы жирному тибрскому илу можно проследить историю подъема и спада воды, историю разливов, оставивших наносы на городских окраинах. Но по шуму или молчанию виа делла Скрофа, по которой, расправляясь, словно пружина, продвигается процессия, ничего проследить нельзя — ни шум, ни тишина следов не оставляют. Приветственные возгласы — это авангард, разбегающийся под тяжелым башмаком солнца. Назавтра здесь ничего не останется — кроме сплетен и небылиц, ползущих по тавернам. Шествующие стройными рядами пехотинцы превратятся в тысячи Сципионовых солдат или же в оборванцев с гор, смотрители в тюрбанах превратятся в плененных царей или в чудищ с головами размером с дом. Сама процессия либо разрастется до чрезвычайности, либо усохнет, словно увядший плод, но уж точно превратится в нечто, даже отдаленно на себя не похожее. Непонятные, быстро смолкавшие выкрики и приветствия уже разнесли эти фантастические образы по городу, а его жителям только того и надо: вся история обрастает новыми подробностями, расцветает новыми красками. Посольство продвигается среди набегающих друг на друга звуковых волн, замирающих, растекающихся, просачивающихся в песок. Сочное ожидание толпы вдруг высыхает, превращается в пыль, зрелище покрыто этой спекшейся на солнце амальгамой ожидания. Горожане остолбенели при виде зверя, и как расступились, пропуская посольство, так и остались стоять: смотреть уже больше не на что, зверь прошел, но они молчат и смотрят, молчат и смотрят. Эти люди, увидевшие зверя, стали другими: они изменились или готовы измениться.

А здесь, на балконе замка Святого Ангела, волнение кардиналов уже совсем улеглось — что ж, приходится ждать, если ждет сам Папа. Кардиналы попивают вино, над собравшейся внизу толпой, словно флаги, реют алые рукава их мантий, публику слепят блики от серебряных кубков, а глава Римской церкви меж тем спокойно ожидает появления посольства портингальцев. Минуты идут, болтовня прелатов затихает. Папа проявляет терпение, кардиналы пытаются ему подражать. Но их молчание — вынужденное, они чувствуют себя неловко. Кардиналы знают своего Папу и ничего не понимают — при обычных обстоятельствах он бы уже взорвался, поднял крик, поэтому они хоть и следуют его примеру, но изнывают от недоумения. Понтифик кажется таким безучастным, будто совсем их не замечает, просто смотрит вперед — на людскую мешанину, на крыши, на бесконечный купол неба, под которым, по мере того как процессия приближается к Борго, все слышнее раздается гудение труб.