Носорог для Папы Римского - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Норфолк cтр.№ 189

Ели они рыбу, а иногда что-то вроде овсянки, серое и липкое, и заливали это сладким ликером, который местные называли «томбо». Сальвестро опрокидывал в рот столько чаш, столько мог, напиваясь до потери сознания. Вечер подходил к концу, и глаза у него слипались, но не от ликера. Усталость изматывала его, как лихорадка. Болели руки и ноги, в голове стучало. Казалось, Сальвестро едва-едва способен бодрствовать. И все же спать он не мог.

Муравьи, подумал он в первую ночь. Крылатые муравьи.

Они встретили троих человек на пирогах, которые показали им путь по напоминающему длинный шалаш ручью к своей деревне, где они поели и выпили. Это была их первая ночь на твердой почве после Рима, после плотно утоптанной грязи под мостом Святого Ангела. Уссе и какой-то старик, вроде бы вождь, тихо разговаривали между собой на своем языке. Сальвестро ничего не понимал, пока старик не начал изображать руками какие-то предметы — по-видимому, лодки разного вида. Перед этим рыбаки с любопытством разглядывали их судно, которое было шире в средней части и гораздо короче, нежели их пироги. Старик, должно быть, расспрашивал о нем. Позже им дали циновки из рафии, чтобы удобнее было спать на жестком земляном полу. Уссе заняла сделанную из планок кровать в другом конце хижины. Сальвестро помнил, как его голова бессильно опустилась на землю и сон накрыл его огромной теплой волной. Его потянуло куда-то вниз, прочь от товарищей, лежавших по обе стороны от него, от этой деревни, ото всего — в уютную тьму. Потом это все и началось.

Проснувшись в первый раз, он обследовал грубые волокна циновки, нащупывая выбившееся волокно, которое, по его предположению, как-то проникло ему в ухо и так натерло, что пришлось пробудиться. Он отщипнул ногтями множество грубых волокон и снова погрузился в приятный сон… Или клещи! Он, видимо, опять проснулся — те пытались влезть ему в волосы или в уши, чтобы отложить там яйца, из которых выйдут новые клещи, если только клещи и в самом деле откладывают яйца. Скорее в уши, потому что на этот раз его вроде бы разбудил какой-то звук. Это лапки насекомых царапали его барабанные перепонки. Проснувшись, он ничего такого не услышал и снова начал задремывать, ничем не тревожимый. Он заснул, но ненадолго: раздался шепот, очень отдаленный или очень приглушенный. Муравьи? Крылатые муравьи? Или, может, далеко-далеко через подлесок пробирается какое-нибудь животное побольше и звуки его неуклюжих движений разносятся в неподвижном ночном воздухе?.. Однако воздух не был неподвижен. Дул ветерок. Ветерок, который шуршал листьями деревьев, листьями размером со сковороду и листьями размером с наперсток; зонтики соцветий, вайи, лианы — все это сухо скреблось друг о друга там, далеко, в не отмеченных на карте болотах. Нет, это было чем-то другим, это шелестящее, свистящее, беспокойное шевеление, которое проникало ему в уши, прерывистое шипение, умолкавшее, как только он пробуждался, и возобновлявшееся, как только он засыпал. Выглядело это так, будто звучит множество голосов: беглые подъемы и понижения, разные регистры, — но все вместе оставалось совершенно непостижимым и сводило с ума… Сальвестро сел. Все прекратилось. Через открытую дверь хижины он видел светлевшее небо, воду, едва-едва отличимую от возвышавшихся над ней мангровых деревьев, потом какую-то фигуру, поднявшуюся у края воды и направившуюся к нему. Уссе? Да. Он опустил голову, понимая, что до рассвета остается уже недолго, самое большее час. Единственный драгоценный час. Голоса смолкли. Но на следующую ночь они вернулись.

Итак, их почти беззвучное путешествие среди беззвучных болот продолжалось, среди разнообразных пальм и деревьев повыше появлялись глянцевитые темно-зеленые папоротники, а ближе к вечеру водную поверхность разбивали окуни с зубами как у собак, заглатывая водных мушек, откладывавших личинки. Мангровые деревья исчезли, ручьи стали шире, а участки суши между ними — выше. У Сальвестро вокруг глаз образовались черные круги, и он проводил эти дни, дремля в тесной лодке, то вплывая в сон, то выплывая из него, — он знал, что из двух или трех ближайших ночей спокойно проведет лишь одну. Ручьи превратились в длинные цепочки лагун. Потом, несколькими днями позже, когда слева от них проплывала роща деревьев абара, он мельком увидел за ними что-то блестящее, пронзающее древесный полумрак. Земля там сужалась, переходя в косу, затем в стрелку, и когда маленькая гребная лодка обогнула последнюю завесу кустов, перед ними оказалась открытая вода: огромное озеро, противоположный берег отстоял от них на милю или больше. Куда ни посмотришь, везде была только вода. Бернардо приналег на весла, устремляясь к взъерошенному султану дыма, на который указывала Уссе, но чем дальше он продвигался, тем сильнее отклонялся его курс от намеченного. Они плыли по вогнутой дуге и почему-то никак не приближались к цели. Сальвестро обернулся на плотную растительность, сквозь которую они плыли до этого, на приземистый горб зелени, невыразительное побережье. Пироги, сопровождавшие их, за ними не последовали.

— Это река, — отрывисто сказал Диего.

В тот день это были первые слова, которые он произнес. Сальвестро в недоумении посмотрел вперед, будучи не в состоянии охватить разумом такое огромное количество воды, как этот пролив, простиравшийся на многие мили в обоих направлениях. Он казался бесформенным и бесконечным, чересчур большим, чтобы куда-нибудь течь.

В конце концов Бернардо достиг дальнего берега несколькими ярдами ниже широкой лестницы, ступени которой были сделаны из стволов деревьев, расколотых пополам и закрепленных на месте толстыми клепками. Несколько женщин, обернутых в хлопчатобумажную ткань ярких расцветок, занимались стиркой, стоя на коленях на нижней ступени и колотя кулаками по мокрой одежде, а потом снова погружая ее в мутную воду. При подходе лодки они оторвались от работы, с нескрываемым любопытством глядя на ее пассажиров, пока — та была ярдах в десяти от берега — к ним не обернулась Уссе. Те, что стояли на нижней ступени, так и застыли, словно пригвожденные к лестнице теми линиями, что были вырезаны на лице девушки. Но большинство стиральщиц, не остановившись даже, чтобы поднять свои корзины с бельем, вспорхнули разом, как стая птиц, и врассыпную бросились вверх.

Привязав лодку, они ступили на берег. Оставшиеся женщины осторожно наблюдали, как незнакомцы поднимаются по лестнице. Уссе провела их по тропе к деревянной арке у входа в деревню. Там стояли трое молодых людей, и Сальвестро ожидал, что они поклонятся ей, или припадут к ее ногам, или опустят головы, как делали жители остальных деревень. Вместо этого они широко заулыбались, обняли девушку и завязали с ней оживленный разговор. У всех троих были одинаковые отметки на лицах, такие же, что и у Уссе, и все трое держали в руках тяжелые посохи, украшенные искусной резьбой. Во время беседы Сальвестро, Бернардо и Диего неловко переминались поодаль. Время от времени Уссе оборачивалась и указывала на них, а мужчины кивали и быстро скользили по ним оценивающими взглядами. В конце концов один из них дал белым знак приблизиться, и они всемером вошли в деревню, которая оказалась больше всех, виденных ими до сих пор, да и иловые изгороди в ней были гораздо выше.

— Это и есть Нрии? — спросил Бернардо у Сальвестро.

Уссе обернулась и сказала «нет». Один из троих мужчин спросил у нее о чем-то и кивнул, получив ответ. В дверных проемах начинали появляться люди, провожая глазами странную процессию, следовавшую между хижин и огороженных участков. Сальвестро, Бернардо и Диего были отведены к маленькой двери, глубоко вдававшейся в стену.