Носорог для Папы Римского - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Норфолк cтр.№ 172

— Животные? — предположил Эштеван.

Шум, казалось, окружал их со всех сторон, однако не приближался.

Рассвет все разъяснил, но поставил перед ними другие вопросы, более тревожные, чем те, что были измышлены в коконе ночного незнания. Небо на востоке посветлело, и из воды, подобно частоколу теней, появилась знакомая линия берега. Тогда стали различимы смутные очертания, дразнящие, плохо очерченные силуэты. Шум стал тише и прерывистее. Слабые завывания и блеяние. Матросы переглядывались, по-прежнему озадаченные. Очертания становились четче, но от этого понятнее ничего не стало. Их было больше двух десятков, а остальные предположительно находились на участках водного пространства, все еще укрытых в тени. Первым это увидел один из матросов. Он закричал, точнее, закричал бы, но его возглас уже обратился в икоту радостного изумления.

— Что? Что он говорит? — требовательно спросил дон Франсишку, но объяснение матроса было излишним — Эштеван тоже наконец понял то, о чем его глаза сообщали ему вот уже несколько минут, хотя разум отказывался это воспринять.

— О господи! — воскликнул он.

Они были и с левого борта, и с правого, и у носа, и у кормы, собираясь по двое, по трое, и головы их покачивались вверх и вниз, как будто они паслись; они испуганно мемекали. Моряки в изумлении оглядывались по сторонам. Их окружало стадо коз.

— А посмотрите-ка туда! — крикнул Эштеван и указал выше по течению.

Приближалась еще одна флотилия.

— Боже мой! — сказал дон Франсишку. — Свиньи!

И еще козы, и низкорослые быки, и целые стаи кудахчущих кур… Они были привязаны к плотам, сооруженным из переплетенных лозой стволов: древесина была легкой и настолько мягкой, что ее свободно продавливал большой палец. Вскоре вся открытая вода вокруг них заполнилась плотами разного размера — в зависимости от того, кто плыл на них: пассажиры блеяли, и рычали, и лопотали, и визжали. Проплыли гомонящие обезьяны на длинном плоту, затем — птицы с ярко-желтыми клювами, а выше по течению появлялась все новая и новая живность.

Спустили баркас, который засновал между этими плавучими платформами, цепляя их по две, по три, а затем буксируя к «Ажуде», где матросам не терпелось забить козлов и свернуть головы курам. Вскоре, однако, стало ясно, что они не в состоянии справиться со всем этим изобилием — плоты теперь начинали появляться и из зарослей мангровых деревьев по обе стороны от корабля. Команда довольствовалась наблюдением. Большая человекообразная обезьяна бесстрастно восседала, перегнувшись через поручень плота, и разглядывала лица тех, кто глазел на нее. Опрокинулся в воду сорвавшийся с привязи бык. Позже плоты сделались больше, на них, широко расставив ноги, чтобы устоять на качающейся поверхности, неподвижно стояли целые стада животных. Одна плохо собранная платформа ударилась о «Лючию» и разбилась на куски, обронив в воду гикающих бабуинов, которые частью утонули, а частью стали добычей барражирующих акул.

К заходу солнца этот поток вряд ли ослабел. Тейшейра смотрел на созданий, окружавших судно, затем в море, где на зыби покачивались два десятка голов или более. Быки, главным образом. Он повернулся на запад и прикрыл глаза ладонью, чтобы защитить их от огромного огненного шара, опускавшегося за горизонт. Неподалеку от берега среди эскадрона визжащих кабанов, приводя их в ужас, проплыла ящерица длиной с человека. Повернулся на восток: флот существ, плывущих на своих ковчегах.

— Его больше нет. — Позади него стоял Осем. — Вы ищете Ганду, дон Жайме. Он исчез.

Туземец был прав. Тейшейра бессознательно искал глазами труп.

— Откуда они берутся? — вслух высказал он свое недоумение. — Какой цели могло бы это служить?

Осем не отозвался. Его взгляд устремлялся вверх по реке, обшаривая покачивающиеся головы и туловища, которые плыли к ним даже и сейчас. Тейшейра увидел, что лицо смотрителя приняло странное выражение, которое не изменилось, когда тот раскрыл рот и обратился к Тейшейре рассеянным голосом.

— Я говорил, что это возможно, дон Жайме.

Он не отрывал глаз от удаленного одинокого плота.

Тейшейра посмотрел на плот, завладевший вниманием Осема, плохо видный на таком расстоянии, но по мере приближения становящийся все более различимым. Он выглядел более основательным, чем остальные плоты, и предохранялся от крена в ту или иную сторону двумя балками, напоминавшими маленькие каноэ. Кроме того, он был крупнее, предоставляя более чем достаточное пространство стоявшему на нем единственному животному. Некоторые из матросов смотрели теперь на него вместе с ним, а на полубаке, заметил он, застыли, как статуи, дон Франсишку и Гонсалу, устремив взгляды на ту же платформу. Затем этот плот проплыл позади «Лючии», двигаясь так медленно, словно волочил за собой якорь. Минута проходила за минутой, на «Ажуде» воцарилась полная тишина — все, кто был на борту, наблюдали. Тейшейра поймал на себе несколько встревоженных взглядов, брошенных украдкой, словно это происходило по его желанию, словно его потребность была буксиром, тянувшим к «Ажуде» это плавучее средство. Оно снова появилось из-за каравеллы. Потом животное подняло голову; силуэт его четко вырисовывался на фоне воды. Тейшейра почувствовал, что все его сомнения раскрошились в пыль. Он посмотрел вверх и увидел, что дон Франсишку уставился не на зверя, а на него самого, разинув от потрясения рот.

— Посмотрите! Посмотрите туда! — воззвал ко всем Эштеван.

Он указывал на балки, которые и в самом деле были маленькими каноэ, как понял теперь Тейшейра. Их обвивали толстые канаты — частью для того, чтобы крепить каноэ к плоту, а частью для того, чтобы удерживать на месте их содержимое, потому что, когда хитроумное сооружение приблизилось, Тейшейра увидел, что в каждом из узких каноэ было по пленнику: двое человек были связаны по рукам и ногам, двое караульных ворочались в своих будках, разделенные один от другого неподвижным зверем, воскресшим Гандой, который уделял внимания их акробатическим упражнениям не больше, чем извиваниям двух червей.

Те же самые старые неприятности, обычные проблемы…

«Это было…» звучит слишком прямолинейно, задает совершенно неверный маршрут, на котором вскоре сталкиваешься с такими очевидными гносеологическими ловушками для простофиль, как «Да неужели?» и «Если это так, откуда нам это известно?». В «Представляется…» закралась некая казуистическая нотка, и присущее ему высокомерное сомнение выступает в качестве perpetuum mobile для отступления. «Можно видеть…» уже не так плохо или, допустим, «можно понять», хотя последнее априори создает определенные трудности для предмета, равно как и сам «предмет», подумай об этом… И — «думать»! Опять то же самое, та же проблема, та же неприятность. Это мнимая ходьба, ловкость рук, меж тем как сама вещь требует грубого обращения и жесткости рук рабочего. «Если бы было так (как оно было), это было бы…»