Носорог для Папы Римского - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Норфолк cтр.№ 130

Что, если бы тот посмотрел вверх? Это был здоровый, крепкий мужик. Что, если бы он посмотрел вверх и увидел, как Руфо поднимается над ним с кирпичом в руках? К тому человеку все в деревне относились очень хорошо, лучше, чем к Руфо. Что бы Руфо тогда стал делать? Ему было четырнадцать лет.

В воздухе беспорядочно кружились мухи, опускаясь на пролитое вино. Лучше всего было ни о чем не думать, ничего не планировать. Появлялась возможность, и он ею пользовался, а потом уходил от конвульсивно дергающегося трупа. Намерение убить затуманивало разум, а сам момент то притуплялся, то растягивался до минут. Иногда это и длилось несколько минут. Его сознание оставалось абсолютно пустым, а действия при этом были совершенными и четкими. Довольно часто жертвы сопротивлялись, пуская в ход колени и локти, и от них так и разило потом, когда Руфо валял их так и эдак или припирал к стене. Они были неуклюжи, тяжелы, как коровьи туши, с ними нелегко было управляться на пути к смерти. По улице в обе стороны тащились прохожие. Некоторые исчезали в «Посохе паломника». Однако оттуда пока никто не появлялся. Полуденное солнце уже клонилось к закату. При Руфо была шпага и несколько коротких ножей. Двое мужчин провели по улице мула. За ними проследовали четверо монахов, которые задержались у входа в постоялый двор и несколько минут переговаривались. Один отправился дальше, остальные трое вошли в дверь. Некоторое время Руфо это обдумывал, затем встал, театрально потягиваясь и зевая. Перейдя через улицу, он замешкался у двери. Внутри могло получиться лучше. Быстрее и опрятнее. Эти двое будут ослеплены темнотой после солнечного света, а Руфо легко распознает их по силуэтам. Его не увидят. Потом — Гроот.

Мимо прошла женщина с узлом тряпья, может быть, со старой одеждой. Двигалась она медленно и тяжело. Его сердце билось глухо и ровно. Он думал о том, как быстро сфокусируется, о мгновенном сосредоточении, которое обратит это собрание конечностей и органов в орудие действия, о чувстве, похожем на распознание определенной фигуры в путанице разных очертаний, — такое же молниеносное. Внутри будет лучше. Потом он пойдет прочь, медленно, не оглядываясь, уже выйдя из безобразной сумятицы, внутри которой пребывал секундой раньше, и сделавшись неожиданно невинным, потому что конвульсиям мертвого тела ничто не предшествует, равно как и после них ничего не происходит. Вход был черен, как врата ада. Он снял прядь сухой травы с отворота камзола, бархат которого сильно порыжел из-за узоров, вырезанных в ворсе. Рукава были из неподбитого шелка, который мерцал на свету. Руфо носил тяжелые золотые кольца, а порою и цепи. Над его шляпой колыхалось яркое павлинье перо. Ходил он важно, выглядел элегантно. Никто не помнил его лица.

— Где, черт возьми, тебя носило?

— Меня?

— Да.

Родольфо стоял в дверях кухни. По бокам от него расположились Анжелика и Пьерино, последний только что явился. Все трое как один повернулись, указывая на главную комнату, через которую словно пронесся небольшой ураган. Стулья были разбросаны по полу. Столы громоздились друг на друга в одном из углов, образуя баррикаду, поднимавшуюся едва ли не до потолка.

— Говорить он не желает, — продолжал Родольфо.

— Кто?

— Он. Бернардо. Сюда заходил ваш друг, Антонио. Потом ушел. И вот что случилось потом.

Столы слегка сдвинулись, на манер черепахи, взбирающейся по стене. Сальвестро, сопровождаемый Родольфо, подошел ближе.

— Бернардо! — воззвал он к груде столов.

Ответа не последовало.

— Бернардо! Вылезай! — гаркнул Сальвестро.

Последовали долгие минуты молчания, в течение которых Сальвестро заметил, что столы не были совершенно неподвижны — они слегка подрагивали, и это сопровождалось чуть слышными поскрипываниями и постукиваниями.

— Нет, — раздался наконец голос Бернардо откуда-то из глубин постройки.

— Никто тебе ничего не сделает, — продолжал Сальвестро.

— Знаю, — сказал голос. (Дрожь и поскрипывания усилились.)

— Вот и вылезай.

— Нет.

— Вылезай! Сию же минуту!

— Нет!

Сальвестро перепробовал все — крики, умасливание, угрозы, посулы, подкуп и снова крики. Ничто не действовало. Бернардо упрямо пребывал в заточении, замурованный столами и своими угрюмыми «нет». Один за другим прибывали клиенты, удивлялись, спрашивали, в чем дело, и давали советы. Явился Лукулло и предпринял попытку пустить в щели и трещины самодельного панциря Бернардо соблазнительные пары горячего рыбного супа. Родольфо уже готов был облить кипятком это хитроумное сооружение, чтобы изгнать оттуда его творца, когда Сальвестро осознал, что с самого начала подходил к проблеме совершенно неправильно.

— Ладно, Бернардо, — заговорил он. — Ты оттуда выходить не желаешь. Я твое мнение уважаю. Не хочешь выходить — значит, не выйдешь, вот и все. Бессмысленно с моей стороны убеждать тебя. — Он сделал паузу. — Так что я ухожу.

Груда столов сохраняла деревянное молчание, ее обитатель — человеческое. Сальвестро направился к выходу, провожаемый взглядами Родольфо, Анжелики, Лукулло, Пьерино и девяти-десяти других посетителей «Сломанного колеса».

— Прощай, Бернардо! — крикнул он.

Не успел Сальвестро дойти до первой ступеньки, как груда начала подпрыгивать и ерзать, верхние столы закачались. Вся куча затряслась, вздыбилась, раскололась, а потом из ее середины с невероятным грохотом выбрался Бернардо.

«Камни», — это было единственное, чего Сальвестро позже добился от своего друга в качестве объяснения. Кроме того, звучал упрек: «Ты оставил меня одного». Когда Сальвестро уплатил Родольфо за ущерб, то обнаружил, что у него осталось менее двадцати сольдо.

— Почему ты не попросил у Антонио побольше денег? — спросил он у здоровяка, когда они возвращались в «Палку».

— Побольше? Да я вообще никаких денег не получал, — возразил Бернардо. — Мы о деньгах и не говорили.

— А о чем же тогда?

Сальвестро слушал, как Бернардо, спотыкаясь, пробирается через хаотические обломки того, что несколько часов назад было словами Антонио, о чем бы тот ни говорил. Большая часть этой путаницы была связана с его, Сальвестро, отсутствием. Остальное, впрочем, тоже, хотя неоднократные упоминания о том, что Антонио только что вернулся из Остии, стали постепенно превращаться в упоминания о том, что Антонио скоро надо будет отправиться в Остию. Вместе с ними, как выяснилось. Через четырнадцать дней. Или через десять, Бернардо не уверен. Может быть, и послезавтра. Когда Сальвестро стал расспрашивать настойчивее, Бернардо полез за отворот камзола и извлек аккуратно сложенный листок бумаги. По верхнему его краю шел ряд черточек. Ниже была извилистая линия, пересекавшаяся в двух местах грубыми набросками замка, а после одного из них стояла буква «X». Сальвестро сосчитал черточки. Их было четырнадцать.