— Это такая чушь, что я…
— Это правда, и ты прекрасно понимаешь это, Рого! Эти парни не постеснялись устроить покушение на одного из самых могущественных людей в Белом доме, причем сделали это на стадионе, среди белого дня, в окружении двухсот тысяч болельщиков. И ты думаешь, что они побоятся прирезать меня, как свинью, на какой-нибудь пустынной дороге в Палм-Бич?
— Скажи ему, пусть не упоминает моего имени при Мэннинге, — слышу я голос Дрейделя.
— Дрейдель хочет, чтобы ты не…
— Я слышал, — перебиваю я друга, резко выворачивая руль и делая левый поворот на авеню Виа Лас-Бризас.
Когда я объезжаю аккуратную разделительную стенку, улица сужается и по обеим сторонам ее встают живые изгороди высотой в двадцать футов, скрывая от взглядов прячущиеся за ними особняки мультимиллионеров.
— Рого, я знаю, ты не согласишься со мной, но в последние два дня я не обращался к Мэннингу только потому, что О'Ши и Михей убедили меня не делать этого. Ты понимаешь? Этот человек был рядом со мной в течение восьми лет, и единственная причина, заставившая меня усомниться в нем, заключается в том, что они — двое незнакомцев с федеральными значками — заставили меня поверить им. Никаких обид, но после стольких лет нашей совместной работы Мэннинг заслуживает лучшего к себе отношения.
— Это все прекрасно, Уэс, но давай уточним одну деталь: это не Мэннинг был рядом с тобой все эти восемь лет. Это ты был рядом с ним.
Я качаю головой и подъезжаю к последнему дому с правой стороны. По соображениям безопасности парковаться на подъездной дорожке не разрешается, поэтому я сворачиваю на поросшую травой разделительную полосу и останавливаюсь позади темно-синего арендованного автомобиля, который появился здесь раньше меня. Гости прибыли рано, а это означает, что я формально и непростительно опаздываю. Мне ничего не остается, как выскочить из машины и помчаться через улицу.
Не успеваю я добежать до десятифутового забора из фигурных досок, как из кустов доносится треск скрытого там интеркома.
— Чем я могу вам помочь? — обращается ко мне глубокий голос.
— Привет, Рей, — называю я дежурного агента по имени. — Это Уэс.
— Пожалуйста, не делай этого, — умоляет меня в телефонную трубку Рого.
Еще никогда он не ошибался так сильно. Это именно то, что я должен сделать, и немедленно. Не для Мэннинга. Для себя. Я должен знать, что происходит.
Слышен металлический лязг, и калитка медленно отворяется.
— Уэс, подожди хотя бы, пока мы не просмотрим личное дело Бойла, — буквально молит меня Рого.
— Вы роетесь в его бумагах уже бог знает сколько времени — с меня хватит. Я позвоню, когда все закончится.
— Не будь таким упрямым.
— Пока, Рого, — говорю я и даю отбой. Как легко постороннему наблюдателю давать советы боксеру на ринге, как следует вести бой. Но это моя драка. Просто я не понимал этого раньше.
Шагая по подъездной дорожке, я замечаю, что на доме нет номера. Почтовый ящик, по которому можно идентифицировать его обитателей, тоже отсутствует. Но четверо агентов Секретной службы в штатском, стоящие рядом с гаражом, сами по себе служат веской уликой. Учитывая, что Нико в бегах, дом Мэннинга взят под усиленную охрану. Упрямо выпятив подбородок и глядя на бледно-голубой особняк в колониальном стиле, я говорю себе: «Как хорошо, что мне известно, где живет президент!»
Глава семьдесят третья
— Когда вы впервые встретились с ним? — спросила Лизбет, держа одной рукой сотовый, а другой делая пометки на бумаге.
— Нас познакомила общая приятельница, — ответила Виолетта, и голос ее предательски дрогнул. — Это было давно. В тот момент это было лишь шапочное знакомство, ограничившееся одним только представлением.
— Представлением?
— Вы должны понимать, что к такому мужчине, как он, нельзя просто подойти и начать вилять перед ним хвостом. В этом городе, с такими деньгами… учитывая, что могут потерять эти люди… единственное, что их по-настоящему волнует, — это осторожность и осмотрительность, понимаете? Они должны соблюдать правила приличия, если угодно. Вот почему его прислали ко мне.
— Конечно, — согласилась Лизбет и нацарапала в блокноте «уличная проститутка». — Итак, вы…
— Мне было двадцать, я была еще совсем молоденькая, — с нажимом заявила Виолетта. Ей не нравилось, когда ее осуждали. — Но мне повезло хотя бы в том, что я умела хранить секреты. Поэтому я и получила эту работу. А с ним… во время наших первых двух… свиданий… я даже ни разу не назвала его по имени. Уже одно это гарантировало, что он снова пригласит меня. Гладиаторы должны завоевывать свою даму сердца, верно? — задала она риторический вопрос и рассмеялась негромким и невеселым смехом.
Лизбет не засмеялась в ответ. Чужая боль не доставляла ей удовольствия.
— Я знаю, о чем вы думаете, — быстро продолжала Виолетта, — но поначалу все было очень мило и славно. Честное слово, он был таким… он был нежным — всегда спрашивал, как я себя чувствую… Он знал, что у меня больна мать, поэтому справлялся о ее здоровье. Я знаю, знаю — он политик, но мне было всего двадцать, а он… — Голос у нее сорвался.
Лизбет ничего не ответила. Но тишина становилась тягостной, и она сказала:
— Виолетта, вы…
— Это звучит очень глупо, но я была в восторге оттого, что нравлюсь ему, — выпалила ее собеседница, явно пытаясь сдержать слезы. Судя по всему, подобная вспышка удивила даже ее саму. — Прошу прощения, мне надо… Мне очень жаль…
— Вам не за что просить прощения.
— Я знаю. Просто… для меня имело очень большое значение то, что я ему нравлюсь… что он все время возвращался ко мне, — пояснила женщина, шмыгая носом и заново переживая свою боль. — Какое-то время я его не видела, а потом звонил телефон, и я начинала прыгать от радости, как если бы меня пригласили на бал. И так оно и продолжалось до тех пор… до тех пор пока однажды ночью он не ушел, и от него не было известий почти три месяца. Я так… честно говоря, поначалу я очень волновалась и переживала. Может быть, я сделала что-нибудь не так. Или он рассердился на меня. А потом, узнав, что он в городе, я сделала то, чего не должна была делать ни при каких обстоятельствах… я совершила ужасную глупость, поступила против всех правил, — едва слышным шепотом призналась Виолетта. — Я позвонила ему сама.
Услышав это, Лизбет перестала писать.
— Он приехал ко мне через десять минут, — сквозь слезы выдавила Виолетта. — Когда я открыла дверь, он молча ворвался… убедился, что его не видно с улицы… а потом он, — клянусь, он никогда не позволял себе такого раньше…
— Виолетта, я понимаю вас, все…
— Я никак не ожидала, что он меня ударит, — продолжала женщина, захлебываясь слезами. — А он все кричал: «Как ты посмела! Как ты посмела!» Я пыталась сопротивляться — я занималась… я… я никогда не считала себя слабой… он схватил меня за волосы и… и толкнул так сильно, что я… врезалась в зеркало на комоде.