Время, когда я стрелял животных ради трофеев, давным-давно
прошло. Я по-прежнему любил охотиться, но теперь я убивал, чтобы добыть мясо
или подстраховать мисс Мэри, я стрелял в зверей, которые оказывались «вне
закона», и я убивал их ради общего блага, или, как это принято называть, в целях
борьбы с животными-мародерами, хищниками и вредителями. Для трофея я подстрелил
одну антилопу, а для пищи – сернобыка в районе Магади, рога которого оказались
так красивы, что вполне сгодились в качестве трофея, и еще в один критический
момент – единственного буйвола, который тоже пошел на мясо и чьи рога стоило
оставить в память о той опасности, которая однажды грозила Мэри и мне. Сейчас я
с удовольствием вспомнил этот случай… С воспоминаниями о подобных мелочах
всегда приятно засыпать и думать о них ночью, когда не спится, и, если
необходимо, можно вызывать их в памяти, когда тебе становится худо.
– Помнишь то утро с буйволом, малышка? – спросил
я.
Она посмотрела на меня из-за обеденного стола и сказала:
– Не спрашивай меня о таких вещах. Я думаю о льве.
Итак, теперь, как только кончится дождь, нас ждет ее лев да
еще леопард, которого я дал слово достойно выследить и убить к определенному
дню.
Это были единственные занесенные в книгу обязательства. Я
знал, будет множество трудностей и заминок. Но эти два дела за нами…
Несмотря на мерный шум дождя, я спал плохо и дважды
просыпался в холодном поту от кошмаров. Последний сон был особенно страшен, и я
протянул руку под москитной сеткой и нащупал бутылку воды и фляжку с джином. Я
втащил их к себе, а затем подоткнул сетку под одеяло и надувной матрац койки. В
темноте я сложил подушку так, чтобы лечь на нее затылком, нашел маленькую
подушечку с хвойными иголками и положил ее под шею. Потом нащупал возле ноги
пистолет и электрический фонарик и открутил пробку на фляжке.
В темноте под тяжелый стук дождя я сделал глоток джина. Он
был чистый и приятный на вкус, и я успокоился. Я понимал, что не могу пить во
время охоты на льва мисс Мэри, но завтра мы вряд ли будем охотиться в такую
мокрень. Сегодняшняя ночь почему-то была скверной. Я избаловался после стольких
хороших ночей и решил, что кошмары мне больше не угрожают. Теперь я понял – это
не так. Возможно, палатка была слишком плотно закрыта от дождя и мне не хватало
воздуха. Возможно, я мало двигался днем. Я снова сделал глоток, и джин
показался еще вкуснее… «Так себе кошмар, ничего особенного, – подумал
я. – Бывали и похуже». Одно я знал: с теми, что подолгу вымачивают тебя в
холодном поту, я разделался, и теперь остались только плохие или хорошие сны, и
почти каждую ночь они были хорошими.
Неподалеку от пестревшего на фоне деревьев лагеря, дым
костров которого поднимался высоко над верхушками, а белые и зеленые палатки
выглядели по-домашнему уютно, из разбросанных по саванне лужиц пили воду
куропатки. Пока Мэри оставалась в лагере, мы с Нгуи отправились подстрелить
несколько штук для нашего повара. Куропатки сидели нахохлившись у самой воды
или прятались в невысокой траве, там, где рос репейник. Они шумно взмывали
вверх, и попасть в них было несложно, если стрелять быстро, влет. Это были
средние куропатки, похожие на маленьких пухлых, обитающих в пустыне голубей.
Мне нравилась их странная манера летать, как голуби или обыкновенные пустельги,
и то, как красиво они раскидывали свои длинные стреловидные крылья, когда парили
в воздухе. Такая стрельба в упор не шла ни в какое сравнение с охотой рано
утром в период засухи, когда они вереницей спускались к воде и мы с С. Д.
стреляли лишь в замыкающих и платили по шиллингу штрафа всякий раз, когда на
один выстрел падало больше одной птицы. Подкрадываясь к ним вплотную, ты
лишался удовольствия слышать тот гортанный воркующий гам, с которым плыла по
небу переговаривающаяся стая. Мне также не хотелось стрелять вблизи от лагеря,
и я ограничился четырьмя парами, которых хватило бы нам с Мэри на два раза или
на приличное угощение, случись кому-нибудь заглянуть к нам в гости.
Не всем в лагере нравились куропатки. Я тоже предпочитал им
более мелкую дрофу, чирка, бекаса или быстрокрылую ржанку. Но и куропатки
хороши на вкус и прекрасно пойдут на ужин.
Моросящий дождь опять прекратился, но к подножию горы
спустились туман и облака.
Мэри сидела в обеденной палатке со стаканом кампари с
содовой.
– Много настрелял?
– Восемь. Мне это напомнило стрельбу по голубям в
клубе.
– Они взлетают куда быстрее голубей.
– Я думаю, это так кажется, потому что они мельче и
громко хлопают крыльями. Ни одна птица не взлетает быстрее настоящего голубя.
– Подумать только! Я рада, что мы здесь, а не в клубе.
– Я тоже. Не знаю, смогу ли я вернуться туда.
– Вернешься.
– Не знаю, – сказал я. – Может быть, и нет.
– Есть уйма вещей, к которым и я бы не смогла уже
вернуться.
– Хорошо бы нам вовсе не пришлось возвращаться. Было бы
славно не иметь никакой собственности, никакого имущества и никаких
обязательств. Я хотел бы, чтобы у нас были лишь снаряжение для сафари, хорошая
охотничья машина да пара приличных грузовиков.
– Все знакомые валом повалят к тебе поохотиться на
дармовщину, – сказала мисс Мэри. – Я превращусь в самую гостеприимную
хозяйку палатки в мире. Я знаю, как это будет. Люди станут прибывать в
собственных самолетах, и пилот выскочит из кабины и откроет дверцу, а гость
скажет: «Держу пари, ты ни за что не угадаешь, кто я. Бьюсь об заклад, ты меня
не помнишь. Ну, кто я?» В один прекрасный момент кто-нибудь скажет именно так,
и тогда я попрошу Чаро дать мне мою двустволку и пальну ему прямо в лоб. И Чаро
сможет освежевать его, – добавила она.
– Они не едят людей.
– Когда-то уакамба ели. Это было в те самые времена,
которые вы со Стариком называете добрыми. Ты тоже отчасти уакамба. Ты бы съел
человека?
– Нет, – сказал я. – Решительно нет.
– Рада за тебя, – сказала мисс Мэри. – Ради
таких стоит жить. Знаешь, я за всю свою жизнь не убила ни одного человека.
Помнишь, когда я хотела быть с тобой во всем на равных, я так ужасно
переживала, что не убила ни одного фрица?
– Очень хорошо помню.
– Теперь, пожалуй, я произнесу речь о том, как я убью
женщину, которая украдет твою любовь. Я знаю, ты слышал эту речь неоднократно.
Но мне она нравится. Мне полезно выговориться, а тебе послушать.
– О`кей. Начинай.