Она почти незаметно кивнула головой. По крайней мере, этот вопрос был решен.
— Как держится Эмма? Вчерашний день стал для нее кошмаром.
— Мама отвлекает ее, как может. Сегодня они пойдут в кино. Вместе с Амандой.
Сара снова кивнула.
— Как только я устроюсь в хосписе, привези ее еще раз. Мне не нравится, что она видит меня в таком состоянии, но я не хочу раствориться для нее в воздухе. Помню, как я плакала и негодовала, когда врачи заставили мою мать исчезнуть.
Гэри знал, что в последние дни смерть матери стала для Сары навязчивой идеей. Но разве могло быть иначе? Она всегда говорила, что им не дали попрощаться — что эта хорошо мотивированная попытка защитить ее от возможной душевной травмы нанесла ей неизлечимую рану.
— К тому же, я эгоистична, — еще раз пошутила Сара.
— Ты самая самоотверженная женщина на планете.
— Я хочу быть с Эммой каждое оставшееся мгновение.
Казалось, что она вот-вот заплачет, но в ее истощенном организме уже даже слез не осталось. Вся ее энергия уходила на борьбу за выживание. Им оставалось обсудить еще один важный вопрос, и Сара наконец перешла к нему:
— Ты уже говорил с Дэвидом?
Гэри ответил, что оставил ему пару сообщений и теперь в любую минуту ожидает ответный звонок.
— Где он сейчас?
— Во Франции.
— Во Франции, — с тоскливой улыбкой повторила она. — Я рада, что хоть один из нас попал туда.
— Он вернется, как только сможет.
— Хорошо. Не торопи его. Чем больше времени потребуется на его возвращение, тем лучше.
Гэри недоуменно поднял брови.
— Потому что я не умру, пока не увижу Дэвида еще хотя бы раз.
Она упрямо выпятила подбородок.
— И меня не волнует, сколько для этого понадобится времени. Я подожду.
Гэри верил ей.
— И я дождусь его, — повторила она, перед тем как погрузиться в медикаментозный сон.
Глава 32
Извлеченные из сумки документы были сильно испорчены. Дэвид успокаивал себя только тем, что их оригиналы хранились в сейфах «Ньюберри». Тем не менее маркиз разложил промокшие страницы на столе. В его аккуратных движениях сквозило уважение знатока, которому представилась возможность увидеть недавно обнаруженную рукопись Челлини. Поместив документы на мягкую льняную ткань, он бережно промокал их сухой губкой.
Страницы «Ключа к жизни вечной» слиплись. Их предстояло сушить несколько дней, а затем отделять друг от друга скальпелем и пинцетом. Особое внимание маркиз уделил чертежу «Медузы». Профессор Верне из Музея естественных наук утверждал, что Сант-Анджело являлся экспертом в подобных вопросах, и сам факт, что маркиз мгновенно сфокусировался на наброске Челлини, лишь подтверждал эти слова. Он разглаживал морщинки на листе с такой нежностью, что напоминал отца, ласкавшего грудного младенца.
Дэвид еще никогда не встречал столь интересного и своеобразного человека, хотя временами маркиз казался ему осколком какой-то ранней эпохи. Высокомерное лицо Сант-Анджело с крючкообразным выступающим носом украшали великолепные темные усы. Несмотря на сильную хромоту, он сохранял хорошую физическую форму. Даже работая с мокрыми документами, он по-прежнему оставался в костюме и с черным галстуком. Дэвид заметил на его отглаженной накрахмаленной белой рубашке блестящие пуговицы из слоновой кости и сапфировые запонки.
— В будущем, — сказал маркиз, — вам нужно держать такие вещи подальше от воды.
— В будущем, — ответил Дэвид, — я постараюсь избегать людей с пистолетами.
Он вкратце рассказал Сант-Анджело, как они оказались у его дверей — мокрые и запыхавшиеся. Но когда маркиз спросил, кто так настойчиво преследовал их и по какой причине, Дэвид не нашел правдоподобного ответа.
— Им был нужен этот набросок, — указав на рисунок, сказала Оливия.
— Чертеж? — усомнился Сант-Анджело. — Это же копия.
— Им нужен реальный предмет, — ответила Оливия. — Зеркало, вставленное в медальон.
Она посмотрела на Дэвида, желая убедиться, что он не против ее откровенности. Дэвид одобрительно кивнул. Они уже успели переодеться в роскошной спальной на втором этаже в шелковые пижамы и вельветовые халаты, великодушно предложенные маркизом из его личного гардероба, а затем спустились в гостиную, где добрый хозяин предложил им по чашке горячего шоколада.
— Маленькое зеркало? — скептически спросил Сант-Анджело. — Из чего сделан медальон? Из серебра?
— Зато рукой мастера, — ответил Дэвид.
Маркиз кивнул.
— Так вы уже знаете? Да, рука Челлини тут угадывается.
Дэвид уже не удивлялся его осведомленности. Он понял, что Сант-Анджело знал гораздо больше, чем показывал.
— У меня имеется клиентка, которая хочет найти это зеркало, — сказал Дэвид. — Любой ценой.
Будучи экспертом в подобных делах, маркиз, естественно, заинтересовался упоминанием о заказчице.
— Так это женщина? Могу я узнать ее имя и фамилию?
— Мне не позволено разглашать такую информацию, — ответил Дэвид, желая придержать одну-две карты при себе в беседе с таким уклончивым человеком.
Похоже, Сант-Анджело уже привык к тому, что люди скрывали имена своих работодателей. Но он еще не удовлетворил своего любопытства — как, впрочем, и Дэвид. Между ними шла игра «вопрос-ответ», и здесь был важен порядок, в котором открывалась информация.
— Что привело вас ко мне в первый раз? — спросил Сант-Анджело, откинувшись на спинку кресла и соединив сильные пальцы в форме домика.
Дэвид решил, что честный ответ на этот вопрос не навредит ему. Он рассказал о некоторых находках, сделанных в Музее естественных наук.
— Как видите, Калиостро был очень впечатлен человеком по имени Сант-Анджело. Позже мы увидели ваше имя на памятной доске совета попечителей музея.
Маркиз улыбнулся.
— Позвольте спросить, — продолжил Дэвид. — Нам сказали, что ваша семья прожила в Париже много поколений. Мог ли один из ваших предков обладать «Медузой»?
— Да, мог, — без колебаний ответил маркиз.
Оливия едва не скатилась с кресла. Дэвид почувствовал, как у него замерло сердце. Наконец он получил конкретное доказательство, что зеркало действительно существовало. Возможно, их хозяин даже знал, где оно находится. Он едва осмелился задать следующий вопрос:
— А вы случайно не имеете этот медальон в своей коллекции?
— Нет.
— Но вы знаете, где он находится? — подавшись вперед, спросила Оливия.
После ее вопроса возникла длинная пауза.
— Да, я знаю, — наконец признался маркиз.