Обычай требовал от актеров мазать лица сажей,
ибо считалось, что это приносит удачу и самим комедиантам, и хозяевам дома.
Даже если кто-то и узнавал актеров, то не подавал и виду.
Комедианты разыграли рождественскую пьесу, в
которой участвовали святой Георгий, покровитель Англии, турецкий воин и дракон,
которых предстояло победить святому.
Костюмы были незамысловатыми, и потому актерам
пришлось приложить немало усилий, чтобы заставить зрителей поверить в
реальность происходящего. Тем не менее труппа оказалась довольно искусной.
Когда святой Георгий, победив дракона, был смертельно ранен коварным турком,
четвертый персонаж пьесы, лекарь-шарлатан, вышел вперед, чтобы исцелить
поверженного героя. Под громкие ободряющие крики зрителей лекарь испробовал
сначала одно, а затем другое снадобье, пока не открыл волшебный эликсир,
который мгновенно поставил на ноги храброго святого.
Турок выкатил глаза, оскалил зубы и затопал
ногой при виде свершившегося чуда. Он начал пугать громко визжащих от страха и
удовольствия детей, но вскоре лишился такой власти, ибо исцеленный герой вызвал
турка на поединок и победил его под ликующие крики зрителей. Все согласились,
что лучшего представления им еще не доводилось видеть. Труппу громко хвалили и
многократно благодарили, прежде чем наградить кошельком серебра и отослать на
кухню, где были припасены лепешки и эль, На следующий день после Рождества в
церкви читали службу по святому Стефану, первому мученику христианства. А потом
наступил день подарков. Особую кружку для подаяний в церкви торжественно вскрыл
отец Мартин, и собранные деньги были розданы беднякам всей округи. Лучшему из
коней эрла пустили кровь — чтобы в следующем году все лошади поместья были
здоровы.
Празднества в Риверс-Эдже продолжались на
протяжении всех двенадцати дней Рождества. В сочельник на всех окрестных холмах
зажгли костры, а колокола возвестили пришествие нового, 1522 года Господня.
Утром после наступления нового года члены семейства обменялись подарками.
Эдмунд преподнес Блейз элегантный плащ из коричневого бархата, подбитый
кроличьим мехом, с золотой застежкой, в которую был вделан большой золотистый
топаз. Блейз изумила мужа, одарив его великолепным мышастым жеребцом — его
вырастил один из соседей, и жеребец обещал дать отличное потомство.
— Но как же?.. — начал эрл, а Блейз
рассмеялась.
— Доро помогла мне все устроить, —
ответила она на невысказанный вопрос.
Другие подарки для родственников и друзей были
не менее щедрыми, но всех перещеголяла Блайт Морган, желая угодить своей
будущей свекрови. Леди Мэри Кингсли была набожной дамой, которая после давней
смерти мужа всецело посвятила себя служению Богу. С позволения. церкви она
основала небольшой религиозный орден, Братство святого Фрайдесвайда, названное
в честь англосаксонского святого, который в восьмом веке считался покровителем
Оксфорда. Будучи настоятельницей небольшого монастыря, леди Мэри присматривала
за четырьмя десятками монахинь, попечению которых были поручены бедные и
больные округи. Разузнав о благочестии леди Мэри, Блайт потратила несколько недель,
вышивая искусный покров на алтарь, который и преподнесла матери Николаса в
Новый год.
— Милое дитя! — смиренное лицо леди
Мэри засияло от удовольствия. — Никто не сумел бы сделать мне более
чудесного подарка! Хотя мой сын слишком медлил в поисках жены, Бог наконец-то
услышал мои молитвы и послал нам тебя. Храни тебя Господь, дорогая
Блайт! — Разве я не говорил тебе? — прошептал лорд Роберт
жене. — Блайт невозможно не полюбить.
Розмари Морган согласно кивнула мужу, но все
же добавила:
— С другой стороны, нам повезло, что у
лорда Фицхага не оказалось близких родственников, которые могли бы одобрить или
осудить его выбор. Похоже, даже любовь не заставит Блисс попридержать язычок.
Надеюсь, она не рассорится с женихом прямо на свадьбе.
Роберт Морган усмехнулся. Выводы жены казались
ему совершенно справедливыми, но, наблюдая за молодой парой, он пришел к
убеждению, что только смерть способна разлучить Оуэна Фицхага с его дочерью.
Блисс совершенно вскружила голову эрлу, прекрасно зная о его беспомощности.
Этот брак как нельзя лучше устраивал лорда Моргана.
Блисс будет принята при дворе, как только
усвоит его неписаные правила, и окажется в своей стихии, как и ее сестра Блайт,
которой предстояло провести всю жизнь в трихом; уединенном поместье.
Он перевел взгляд на Блейз и подумал, что еще
никогда не видел ее такой счастливой и довольной.
«Очевидно, она влюбилась в мужа», — с
облегчением отметил Роберт Морган. Он беспокоился, что глубокая привязанность
Эдмунда Уиндхема к первой жене заставит его относиться к Блейз просто как к
инструменту для рождения наследника. Этот брак был слишком большой удачей,
чтобы отказываться от него, будучи в плачевном финансовом положении, в котором
пребывал Морган. Но он не раз испытывал уколы совести, вспоминая, что отдал
дочь незнакомому человеку. Однако все приняло такой оборот, на который он не
смел и надеяться: Блейз была счастлива, а следующим двум дочерям предстояло
выйти замуж весной, после Пасхи, причем их мужьями станут порядочные люди;
Роберт Морган мысленно поблагодарил судьбу и,
взяв жену под руку, улыбнулся ей.
Двенадцать рождественских дней завершились
двенадцатой ночью в пятый день января. Завершающий праздник состоялся вечером,
и все в один голос заявили, что теперь не смогут съесть ни крошки до самого
Сретения. Завершающая ночь рождественских торжеств ознаменовалась общим буйным
весельем. Последние часы похваляясь своим титулом Лорда Беспорядка, Энтони
Уиндхем затеял игру в «жучка». Николасу Кингсли пришлось водить первым. Блайт
тщательно завязала ему глаза, и когда его стали расспрашивать, лорд Кингсли
поклялся, что ничего не видит. Его закружили на месте, а потом Кингсли протянул
руки ладонями вверх и закричал: «Жучок! Жучок!» Сначала он слышал только
хихиканье и шепотки, а затем по его ладоням кто-то ударил.
— Угадывай! Угадывай! — приплясывая,
кричали играющие.
— Это ты, Оуэн! — выкрикнул лорд
Кингсли, — Черт, откуда ты узнал? — проворчал Оуэн Фицхаг, снимая с
друга повязку.
— По твоей печатке, дружище, — она
оцарапала мне ладонь.
Оуэну завязали глаза, раскрутили его и снова
принялись кричать, а кто-то хлопнул его по ладоням.
— Блисс! — выпалил он, ибо руки
показались ему нежными и женственными.
— Нет, милорд, это была не я, —
рассмеялась Блисс. — Стоит мне хоть раз хлопнуть вас по руке, и вы меня
уже ни с кем не спутаете!
— Тогда Блейз!
— Нет, милорд, — послышался голос
Блейз, — не я.
— Если ты и в третий раз не угадаешь,
придется платить штраф, — крикнул Тони.