Великий мастер предложил исполнить последнюю
обязанность, и важный сановник, который носил звание собирателя милостыни, стал
обходить братьев. Пьеру хотелось записать в лист милостыни все деньги, которые
у него были, но он боялся этим выказать гордость, и записал столько же, сколько
записывали другие.
Заседание было кончено, и по возвращении
домой, Пьеру казалось, что он приехал из какого-то дальнего путешествия, где он
провел десятки лет, совершенно изменился и отстал от прежнего порядка и
привычек жизни.
Глава 5
На другой день после приема в ложу, Пьер сидел
дома, читая книгу и стараясь вникнуть в значение квадрата, изображавшего одной
своей стороною Бога, другою нравственное, третьею физическое и четвертою
смешанное. Изредка он отрывался от книги и квадрата и в воображении своем
составлял себе новый план жизни. Вчера в ложе ему сказали, что до сведения
государя дошел слух о дуэли, и что Пьеру благоразумнее бы было удалиться из
Петербурга. Пьер предполагал ехать в свои южные имения и заняться там своими
крестьянами. Он радостно обдумывал эту новую жизнь, когда неожиданно в комнату
вошел князь Василий.
— Мой друг, что ты наделал в Москве? За что ты
поссорился с Лёлей, mon сher? [дорогой мoй?] Ты в заблуждении, — сказал князь
Василий, входя в комнату. — Я всё узнал, я могу тебе сказать верно, что Элен
невинна перед тобой, как Христос перед жидами. — Пьер хотел отвечать, но он
перебил его. — И зачем ты не обратился прямо и просто ко мне, как к другу? Я
всё знаю, я всё понимаю, — сказал он, — ты вел себя, как прилично человеку,
дорожащему своей честью; может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить.
Одно ты помни, в какое положение ты ставишь ее и меня в глазах всего общества и
даже двора, — прибавил он, понизив голос. — Она живет в Москве, ты здесь.
Помни, мой милый, — он потянул его вниз за руку, — здесь одно недоразуменье; ты
сам, я думаю, чувствуешь. Напиши сейчас со мною письмо, и она приедет сюда, всё
объяснится, а то я тебе скажу, ты очень легко можешь пострадать, мой милый.
Князь Василий внушительно взглянул на Пьера. —
Мне из хороших источников известно, что вдовствующая императрица принимает
живой интерес во всем этом деле. Ты знаешь, она очень милостива к Элен.
Несколько раз Пьер собирался говорить, но с
одной стороны князь Василий не допускал его до этого, с другой стороны сам Пьер
боялся начать говорить в том тоне решительного отказа и несогласия, в котором
он твердо решился отвечать своему тестю. Кроме того слова масонского устава:
«буди ласков и приветлив» вспоминались ему. Он морщился, краснел, вставал и
опускался, работая над собою в самом трудном для него в жизни деле — сказать неприятное
в глаза человеку, сказать не то, чего ожидал этот человек, кто бы он ни был. Он
так привык повиноваться этому тону небрежной самоуверенности князя Василия, что
и теперь он чувствовал, что не в силах будет противостоять ей; но он
чувствовал, что от того, что он скажет сейчас, будет зависеть вся дальнейшая
судьба его: пойдет ли он по старой, прежней дороге, или по той новой, которая
так привлекательно была указана ему масонами, и на которой он твердо верил, что
найдет возрождение к новой жизни.
— Ну, мой милый, — шутливо сказал князь
Василий, — скажи же мне: «да», и я от себя напишу ей, и мы убьем жирного
тельца. — Но князь Василий не успел договорить своей шутки, как Пьер с
бешенством в лице, которое напоминало его отца, не глядя в глаза собеседнику,
проговорил шопотом:
— Князь, я вас не звал к себе, идите,
пожалуйста, идите! — Он вскочил и отворил ему дверь.
— Идите же, — повторил он, сам себе не веря и
радуясь выражению смущенности и страха, показавшемуся на лице князя Василия.
— Что с тобой? Ты болен?
— Идите! — еще раз проговорил дрожащий голос.
И князь Василий должен был уехать, не получив никакого объяснения.
Через неделю Пьер, простившись с новыми
друзьями-масонами и оставив им большие суммы на милостыни, уехал в свои именья.
Его новые братья дали ему письма в Киев и Одессу, к тамошним масонам, и обещали
писать ему и руководить его в его новой деятельности.
Глава 6
Дело Пьера с Долоховым было замято, и,
несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника,
ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера
с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно,
покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и
прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей
женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял
во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать
общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили,
что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного
бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в
Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности,
относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор
заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она — хотя и не
понимая его значения — по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это
говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж
есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое
мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб,
говорил:
— Un cerveau fele — je le disais toujours.
[Полусумасшедший — я всегда это говорил. ]
— Я вперед сказала, — говорила Анна Павловна о
Пьере, — я тогда же сейчас сказала, и прежде всех (она настаивала на своем
первенстве), что это безумный молодой человек, испорченный развратными идеями
века. Я тогда еще сказала это, когда все восхищались им и он только приехал
из-за границы, и помните, у меня как-то вечером представлял из себя какого-то
Марата. Чем же кончилось? Я тогда еще не желала этой свадьбы и предсказала всё,
что случится.