Раздались звонки; старшины бросились вперед;
разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате,
столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без
шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в
смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне
Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными
орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас,
перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его
физиономию. На лице его было что-то наивно-праздничное, дававшее, в соединении
с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько-комическое выражение его
лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в
дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион
смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях,
и наконец Багратион всё-таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки,
застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить
под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене.
Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости
видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им,
окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти
от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга
старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич,
энергичнее всех, смеясь и приговаривая: — пусти, mon cher, пусти, пусти, —
протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы,
почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич,
проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через
минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю
Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи.
Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во
всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их
власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно
посмотрел на графа, подносившего его. Кто-то услужливо вынул из рук Багратиона
блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к
столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал
Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и
серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион
склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный
дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой
польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич,
сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед
Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять
Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров —
Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя,
посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности,
кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода
разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич
представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько
нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф
Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил
с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем
Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с
князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими
старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный
и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё-таки не мог быть до
конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без
волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором
блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел
от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать
шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья
Андреич переглянулся с другими старшинами. — «Много тостов будет, пора
начинать!» — шепнул он и взяв бокал в руки — встал. Все замолкли и ожидали, что
он скажет.
— Здоровье государя императора! — крикнул он,
и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту
же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся». Все встали с своих мест и
закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на
Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из-за всех
300 голосов. Он чуть не плакал. — Здоровье государя императора, — кричал он, —
ура! — Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его
примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи
подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику
переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку,
лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей
последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза
графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо
музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т. д.
Только что кончили певчие, как последовали
новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья
Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье
Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье
старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье
всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи
Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно
расплакался.