Женевский обман - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Твайнинг cтр.№ 24

— Я имею в виду твои утренние пробежки. Во сколько тебя сегодня поднял твой тренер? В пять? В шесть? Это же никуда не годится, только торгаши встают в такую рань.

— Я пока не передумала, Эрл, и с тобой не разговариваю, — ответила она, сосредоточенно наблюдая за тем, как официант наливает ей чай и кладет туда ломтик лимона.

— Но ведь встретиться предложила ты. А я вообще-то собирался на Карибы, уже паковал вещи.

На это она ничего не ответила, только почувствовала в глубине души острый укол зависти. Фолкс, казалось, безовсяких усилий плыл по течению, несущему привыкших роскошествовать супербогачей в их извечное кругосветное плавание — в феврале он балдеет в Гштааде, в марте нежится на Багамах, в апреле оздоравливается в клинике «Ла Прери» в Монтре, в июне у него Лондон, лето он проводит в Италии, зимой мчится на распродажи в Нью-Йорк, а потом ему надо немного отдохнуть, прежде чем эта карусель завертится снова.

Верити принялась раскладывать таблетки в определенном порядке, в каком она привыкла их принимать, хотя давно уже не помнила, каким принципом руководствовалась, когда этот порядок заводила. Разложив снадобья как полагается, она принялась молча глотать их, запивая водой и вскидывая голову.

— Ну все, ты победила! — сказал Фолкс, картинно вскинув вверх руки в знак признания своего поражения. — Ну что мне сделать, скажи? Извиниться? Облачиться во власяницу или проползти на коленях по виа Долороса?

— Всего этого было бы мало. — Она гневно сверкнула на него глазами.

— Даже если бы я принес дары? — Он развернул салфетку и показал ей три фрагмента античной вазы, аккуратно разложенные так, чтобы было видно: они идеально подходят друг другу. — Вот, для твоей коллекции. Последние недостающие фрагменты чашевидного кратера Финтиаса. — Он улыбнулся. — В нашей профессии терпение не добродетель, а жизненная необходимость.

— A-а, те самые фрагменты, за которые, если мне не изменяет память, ты запрашивал сто тысяч в прошлом году, — ядовито подметила Верити. — Что это ты — расщедрился или вину хочешь загладить?

— Имей я совесть, я бы не смог заниматься этим бизнесом, — с улыбкой сказал он, хотя по тону чувствовалось, что в словах его была только доля шутки. — Давай назовем это примирительным подношением.

— Ты хотя бы понимаешь, в какую неловкую ситуацию меня поставил?

— А по-моему, у тебя нет ни малейших оснований испытывать в чем-либо неловкость.

— Ты расскажи это Тьерри Норману и сэру Джону Сайксу. Они считают, что я заплатила тебе десять миллионов долларов за предмет, которому мягкое название «аномальный», а если пожестче, то «pastiche» [8] .

— Пастиш? — возмутился Фолкс. — А про результаты лабораторного анализа ты им говорила? Они хоть знают, что подделать такое окаменение невозможно?

— Когда дошло до этих объяснений, меня уже никто не слушал.

— То есть не хотели слушать, — поправил он. — Верити, дорогая, неужели ты не видишь, что они просто завидуют? Завидуют твоему успеху. Завидуют, потому что от них во время кризиса разбежались все дарители, а ваш музей эта благодать не покинула. Шутка ли сказать — на три миллиарда долларов пожертвований!

— Знаешь, мне иногда кажется, что это не благодать, а форменное проклятие, — угрюмо заметила Верити. — Знаешь, сколько налогов мы с них платим? Сто двадцать семь миллионов долларов в год! А возни сколько, знаешь?

— Не знаю, могу только догадываться. — Фолкс сочувственно покачал головой. — Вот потому-то я и считаю этого куроса весьма умным приобретением. Неужели ты думаешь, Метрополитен не подсуетился бы, будь у него хотя бы половина такого шанса? Просто ты опередила их.

— Вообще-то да, у Вивьен Фойл тесные связи с Метом, — согласилась Верити, вспомнив, как знаменитая искусствоведша буквально добила ее, повернув ножичек в ране. — А ведь она всегда не любила меня.

— И проблема вовсе не в этом куросе, — продолжал гнуть свое Фолкс сладким баритоном телевизионного проповедника. — Проблема в нежелании людей принять другую точку зрения, согласиться с тем, что старые каноны подкачали и требуют пересмотра. Да они спасибо тебе должны сказать за то, что ты раскрыла им глаза, просветила их, так сказать, расширила их кругозор. А они, неблагодарные, все норовят укусить тебя побольнее, опорочить — как в свое время церковь поступила с Галилеем.

Верити согласно кивала — ей очень нравилось видеть себя в образе академического революционера-новатора, бунтаря-одиночки, которому «старая гвардия» во что бы то ни стало пыталась заткнуть рот. Жаль только, что записаться в мученицы она не могла — ни время не позволяло, ни характер, ни образ жизни.

— Тут я с тобой согласна. Если бы я этого не сделала, то курос сейчас ехал бы в Женеву. Но какой моральный урон они мне нанесли! Как теперь отмоешься? Даже если они не правы, на то, чтобы признать это, им понадобятся годы. А пока директор избегает смотреть мне в глаза, попечители требуют повторного анализа, «Нью-Йорк таймс» грозится публикацией к выходным. Так вот я и думаю: а вдруг выявится что-нибудь еще?

— А что может выявиться? — В голосе Фолкса появились жесткие нотки. — Разве что кто-то откроет рот и начнет говорить? Но ведь никто не собирается открывать рот и говорить, правда же, Верити?

Прозвучало это в форме вопроса, но по сути являлось откровенной инструкцией. А то и предупреждением.

— С какой стати я буду рисковать всем, чего мы вместе достигли? — поспешила уверить его Верити.

— Действительно, с какой стати? — проговорил он, сверля ее немигающим взглядом. — Вот только другие… э-э… Ох, не люблю я, когда меня разочаровывают.

В голосе его звучали ледяные нотки, и, глотая свои витаминки, Верити пожалела, что не прихватила с собой успокоительного. Правда, почти мгновенно лицо Фолкса расплылось в самой что ни на есть теплой улыбке.

— В любом случае давай не будем беспокоиться об этом сейчас. Я понимаю, что ты расстроена, и хочу как-то возместить тебе моральный ущерб. Что ты делаешь завтра?

— Завтра? — Она нахмурилась. — Завтра я буду в Мадриде. Посол США устраивает двухдневный культурный обмен. Мы вылетаем сегодня днем. А что?

— Просто я хотел показать тебе кое-что. — Фолкс вытащил из кармана полароидный фотоснимок и протянул ей. — Я думал, может, ты сгоняешь в Женеву.

— Неужели ты думаешь, что после вчерашнего директор позволит мне купить у тебя еще что-нибудь? — сказала она, беря у него из рук фото и пожимая плечами.

— Придется. Оформим как пожертвование.

Верити глянула на фото и едва не лишилась дара речи.

— Да это же… — Она не сумела вымолвить больше ни слова, потому что во рту пересохло, руки задрожали, в груди встал ком.

— Спросишь, подлинный ли? На сто процентов, — уверил он. — Я видел его собственными глазами. Без вопросов.