Он обеими руками убирает волосы с моего лица, проводит ладонями по щекам. Все мои силы уходят на то, чтобы скрыть дрожь. Он заставляет меня поднять подбородок. И я сверкаю своей лучшей Мегаваттной улыбкой.
Наши взгляды встречаются. И я не собираюсь отворачиваться первой.
— И тебе не было больно, когда твоя мать оставляла тебя в клетке, как собаку, и забывала на несколько дней, уходя развлекаться с бесконечной чередой приятелей.
— У тебя реально богатое воображение.
Он хватает меня за волосы, близко к голове, и держит, чтобы я не отвернулась. А то я, блин, собиралась. Когда он сует руку в один из карманов моего плаща и достает «Сникерс», мой рот наполняется слюной. Я так бешено сопротивлялась ему и его людям в ночлежке Танцора, что полностью вымоталась. Приходится притворяться, что вместо спины у меня рукоятка метлы, иначе я обвисну на цепях, которыми меня приковали к стене. Притворяться я умею замечательно.
Он зубами срывает обертку. Я чувствую запах шоколада, и у меня болит живот.
— Сколько раз ты сворачивалась клубком в той клетке, в ошейнике, на цепи, и ждала, гадая, вспомнит ли она о тебе на этот раз. И думала, что убьет тебя первым — голод или обезвоживание. На сколько она тебя там бросала… Иногда дней на пять. Без еды и воды. Ты спала в своем собственном…
— Тебе бы лучше заткнуться.
— А когда тебе было восемь, она умерла, оставив тебя в клетке. Ровена искала тебя неделю.
Ну да, такое вот дело. Я ничего не говорю. Нечего тут сказать. В той клетке все было очень просто. В жизни есть только одна вещь, о которой стоит волноваться: свободен ты или нет. Если свободен, беспокоиться не о чем. Если нет, бейся насмерть со всем вокруг, пока не освободишься.
— Иногда с тобой играли ее любовники.
Но не так. Никогда в том самом смысле. Я девственница и серьезно к этому отношусь. И однажды, когда буду готова, расстанусь со своей девственностью совершенно потрясающим образом. Я собираюсь насладиться офигительным опытом, чтобы компенсировать то дерьмо, что было со мной раньше, в детстве. Вот почему я хотела отдаться В’лейну или, может быть, Бэрронсу, когда вырасту. Кому-то выдающемуся. Я хотела быть с кем-то, кто сделает ночь просто незабываемой.
— Мы что, обмениваемся философскими воззрениями, Риодан? Если так, то вот ответ: фиг тебе. Прошлое — это прошлое.
— Оно оставляет шрамы.
— Которые исчезают. И ничего не значат, — говорю я.
— Тебе не обогнать свое прошлое.
— Я могу обогнать ветер.
— Рана, которую ты отказываешься перевязать, никогда не заживает. Ты истекаешь кровью, не понимая почему. Она сделает тебя слабой в критический момент. Когда тебе понадобится быть сильной.
— Ладно, ладно, я поняла. Ты собираешься запытать меня до смерти своей болтовней. Убей меня сразу. И покончим с этим. Только используй что-то быстрое и чистое. Вроде бензопилы. Или, может, гранаты.
Он касается моей щеки.
— Дэни.
— Это что, жалость, Риодан? Так она мне не нужна. Я думала, ты круче.
Он проводит большим пальцем по моим губам и смотрит на меня с выражением, которого я не понимаю. Я мотаю головой.
— Ты думаешь, что прикуешь меня к стене и будешь стоять тут и рассказывать, почему это нормально — быть такой, какая я есть? Что я стала такой потому, что в детстве со мной хреново обращались плохие люди? Чувак, у меня нет проблем с тем, какой я стала. Я себе нравлюсь.
— Когда тебе было девять, Ровена заставила тебя убить первого человека.
Да как, на фиг, он об этом узнал? Она превратила все в игру. Сказала, что хочет знать, могу ли я подскочить и долить молока в кашу Мэгги так, чтобы та меня не заметила. Конечно, я могла. Мэгги умерла за завтраком. Ро сказала мне, что это совпадение, что она была старой и у нее отказало сердце. Когда мне исполнилось одиннадцать, я узнала правду. Ро ненавидела Мэгги за то, что та подбивала ши-видящих выбрать другую Грандмистрисс. Я нашла дневники старой ведьмы. Она записывала все, что делала, будто считала, что люди захотят прочесть ее личные мемуары и это дарует ей бессмертие. Теперь все эти дневники у меня, спрятаны в безопасном месте. Я отравила Мэгги в тот день, «молоком», которое долила в ее миску. И еще много чего делала, сама того не понимая.
— Ключевое слово — заставила. С этим я давно уже разобралась.
— Забавно, у тебя изменилась манера речи, детка. Теперь ты говоришь как взрослая.
— Чувак, — добавляю я.
— Тебя будет сложно сломать.
— Дай намекну: стоит заменить слово «сложно» на «невозможно».
Он стаскивает со «Сникерса» обертку. Протягивает его мне, предлагая откусить.
Я отворачиваюсь. Я не стану есть, как животное, на цепи.
— Когда мы найдем твоего парня, ты передумаешь.
В животе развязывается тугой узел, и я едва не повисаю на цепях от облегчения, но напрягаю ноги, чтобы не упасть. Он сказал «когда», значит, они его пока не нашли. И я ничего ему не выдам, если буду осторожной. Я боялась, что они поймали Танцора. Но он наверняка ушел, пока я спала. У него странный режим дня, и иногда он уходит надолго, не появляясь до тех пор, пока ему не захочется вернуться. Я не всегда могу его найти. Иногда я не вижу его по нескольку дней. Хорошо знать, что Танцор где-то в безопасности. Они до него не добрались. Поймали только меня. А с этим я справлюсь. Я сжимаю зубы. Танцор… До Падения Стен он жил в сказке. И мне хочется, чтобы он никогда не встречался с этими людьми.
— Он не мой парень.
— Сколько мне придется продержать тебя здесь, Дэни?
— Пока не поймешь, что все равно ничего не добьешься.
Он слабо улыбается и уходит. У двери он медлит и кладет руку на выключатель, словно давая мне выбор. Все, что мне нужно сделать, это посмотреть на него взглядом «Пожалуйста, не оставляй меня в темноте», и он не станет.
Обеими руками, скованными над головой, я показываю ему большой красивый…
Он оставляет меня без меча, в темноте.
Я не волнуюсь.
Я знаю Риодана. Если кто и убьет меня, то только он сам. А значит, он защитил это место от Теней и Фей, иначе ни за что бы меня тут не оставил.
Я голодная и уставшая. Я закрываю глаза и играю сама с собой в старую игру, которой научилась в детстве.
Я представляю, что в желудке у меня большая пышная подушка, она мягко наполняет живот, впитывая кислоту, которая кипит там от жуткого голода. Притворяюсь, что лежу на мягкой кровати в совершенно безопасном месте, где никто меня не обидит.
Я обвисаю на цепях, держащих запястья, и засыпаю.
* * *
— О чем ты только думала, Дэни? — говорит Мак.
Я со стоном приоткрываю глаза. ТЛ здесь, стоит прямо передо мной.