– О да, конечно, сэр, – ответила Виктория. И добавила: – Мне
очень жаль, что я делаю столько ошибок, когда печатаю.
– Ошибки – это пустяк. Бездушные автоматы нам не нужны. Что
нам нужно, так это молодой задор, щедрость души и широта взглядов.
Виктория постаралась придать себе вид задорный и щедрый.
– Важно, чтобы свою работу вы любили… любили ту цель, к
которой мы стремимся… чтобы верили в наше светлое будущее. Вы искренне
испытываете эти чувства, дитя мое?
– Для меня тут столько нового, – пролепетала Виктория. – Я
чувствую, что еще не все понимаю.
– Объединиться! Объединиться молодежи всех стран – вот
главная мысль. Вам нравятся наши вечера дружбы и свободных дискуссий?
– О да! – ответила Виктория, с трудом их переносившая.
– Единомыслие вместо разногласий – братство вместо вражды!
Медленно, но верно растет единство! Вы это чувствуете? Правда?
Виктории вспомнились постоянная мелкая зависть, вспышки
взаимной антипатии, бесконечные дрязги, обиды, равнодушные извинения. Она просто
не знала, как надо ответить. И сказала наугад:
– Иногда бывает трудно с людьми.
– Знаю… знаю, – вздохнул доктор Ратбоун. Его высокий
благородный лоб прорезали недоуменные морщины. – Я слышал, что Майкл Ракуньян
ударил Айзека Наума и разбил ему губу в кровь?
– Это у них была свободная дискуссия, – объяснила Виктория.
Доктор Ратбоун погрустнел и задумался.
– Терпение и вера, – тихо пробормотал он. – Терпение и вера.
Виктория выразила почтительное согласие и пошла к выходу. Но
спохватилась, что оставила у него на столе лист машинописи, и вернулась назад.
Взгляд, которым встретил ее доктор Ратбоун, поразил ее. В нем было столько
хитрости и подозрительности, ей поневоле подумалось, что – кто его знает? – не
держит ли он ее под пристальным наблюдением, и вообще, что он на самом деле о
ней думает?
Инструкции от Дэйкина Виктория получила очень четкие. Если
ей надо будет что-то сообщить, она должна соблюдать некие строгие правила
связи. Он дал ей старый оранжевый платок, и когда у нее будет готово для него
сообщение, то надо пойти с этим платком вроде бы на прогулку к реке неподалеку
от пансиона, где она жила вместе со всеми. Она часто прогуливалась там на
закате. Вдоль берега примерно с четверть мили шла тропинка, и в одном месте к
самой воде спускалась широкая лестница. Там постоянно причаливали лодки. Из
воды торчали причальные столбы, наверху одного из них торчал большой ржавый
гвоздь, и вот на этот гвоздь она должна нацепить лоскутик от оранжевого платка,
если ей нужна связь с Дэйкином. Но до сих пор, с горечью думала Виктория, ни в
чем этом не было нужды. Она просто сидела в «Масличной ветви» и плохо выполняла
плохо оплачиваемую работу. С Эдвардом виделась редко, потому что он все время
где-то разъезжал по делам доктора Ратбоуна. Сейчас, например, только что
вернулся из Персии. За время его отсутствия у нее состоялась одна краткая и не
слишком приятная встреча с Дэйкином. Согласно инструкции она пришла в отель
«Тио» и справилась, не оставила ли она там вязаную кофточку. Ей ответили, что
нет, но в эту минуту появился Маркус, повел ее на террасу над рекой, усадил за
столик, предложил разные напитки. Тем временем с улицы, шаркая подошвами,
поднялся Дэйкин, Маркус пригласил его присоединиться, а вскоре был вызван по
неотложным делам; и Виктория с Дэйкином, попивающим лимонад, остались за
столиком с глазу на глаз.
Виктория смущенно призналась, что никаких успехов у нее нет.
Но Дэйкин благодушно ее успокоил:
– Моя милая, вы ведь даже не знаете, что ищете и есть ли там
вообще что искать. В общих чертах, какое у вас впечатление от «Масличной
ветви»?
– Глупость сплошная, и больше ничего, – подумав, сказала
Виктория.
– Глупость – да. Но не обман?
– Даже не знаю, – неуверенно ответила Виктория. – Люди так
легко покупаются на культуру, если я понятно выражаюсь.
– Вы хотите сказать, что в культурных организациях с большим
доверием относятся к людям, чем в благотворительных или финансовых? Это верно.
И в культуре, я убежден, работает немало искренних энтузиастов. Но не
используется ли «Масличная ветвь» как прикрытие?
– Кажется, там идет замаскированная коммунистическая
деятельность, – без уверенности ответила Виктория. – И Эдвард тоже так думает.
Он заставляет меня читать Карла Маркса, и чтобы все видели. Посмотрим, как они
будут реагировать.
Дэйкин кивнул.
– Очень интересно. Ну и как? Реагируют?
– Пока нет.
– А что вы скажете насчет Ратбоуна? Он-то не
замаскированный?
– Лично я думаю, что нет…
– Понимаете ли, прежде всего меня заботит именно он, –
пояснил Дэйкин. – Видная фигура. Допустим, там у вас и вправду действуют
коммунистические заговорщики. Но студентам и молодым революционерам сложно
получить доступ к президенту. А против бомбометателей на улице будут приняты
полицейские меры. Другое дело – Ратбоун. Он принадлежит к высоким сферам,
знаменитость, прославленный борец против пороков. Может запросто общаться с
ожидаемыми важными гостями. Его, наверно, будут приглашать. Мне бы хотелось
побольше знать о Ратбоуне.
«Да, – подумала Виктория, – корень зла, конечно, в
Ратбоуне». Когда Эдвард при первой их встрече в Лондоне сказал, что с этой
фирмой, куда он поступил работать, «не все в порядке», он, конечно, имел в виду
своего шефа. Наверно, какой-то эпизод, какая-то обмолвка, впоследствии, задним
числом, вызвали у Эдварда ощущение неблагополучия. По понятиям Виктории, именно
так работает наше сознание. Всякие смутные предчувствия, неясные сомнения
возникают не сами по себе, а имеют реальную причину. Поэтому, если заставить
теперь Эдварда хорошенько сосредоточиться, перебрать в памяти все, что и как
было, можно будет еще докопаться до того происшествия или обстоятельства,
которое возбудило его подозрения. И то же самое – она сама. Ей тоже надо постараться
вспомнить, что ее так удивило, когда она вышла на балкон в «Тио» и увидела
сидящего на солнышке сэра Руперта Крофтона Ли. Конечно, она не ожидала, что он
вместо посольства поселится в отеле «Тио», но это не могло ее так поразить,
нет, она что-то увидела, а что?.. Надо будет ей еще и еще повспоминать то утро,
и Эдварда надо уговорить, чтобы он припомнил, как начиналось их знакомство с
Ратбоуном. При первой же возможности, когда они останутся наедине, она ему это
внушит. Но не так-то просто улучить минуту наедине с Эдвардом. Сначала он
отпросился в Персию. Теперь, правда, вернулся, но в «Масличной ветви»
переговорить по секрету невозможно, там в самую пору было бы повесить на каждой
стенке знаменитое предостережение времен минувшей войны: «Les oreilles enemies
vous еcoutent».
[92]
В армянском доме, куда ее приняли в качестве платной
жилицы, уединиться тоже немыслимо. Ради такого общения, ей-богу, можно было не
лететь в Багдад, а оставаться в Лондоне, думала Виктория.