Это был видный мужчина лет шестидесяти с высоким оголенным
лбом и белоснежными волосами. Из свойств его личности прежде всего бросались в
глаза благожелательность, доброта и обаяние. Любой режиссер без колебаний
определил бы его на роль большого человеколюбца.
Викторию он встретил теплой улыбкой и протянутой рукой.
– Так вы прибыли из Англии? – приветливо справился он. –
Первый раз на Востоке?
– Да.
– Ну, и какие у вас впечатления, хотелось бы знать?..
Как-нибудь непременно мне расскажете. Но скажите, мы с вами знакомы? Я так
близорук, а вы не назвались.
– Вы меня не знаете, – сказала Виктория. – Я знакомая
Эдварда.
– Знакомая Эдварда? Но это замечательно! А ему известно, что
вы в Багдаде?
– Нет еще.
– Значит, его ждет приятный сюрприз, когда он вернется.
– Вернется? – переспросила Виктория упавшим голосом.
– Да, Эдвард сейчас в Басре. Я вынужден был направить его
туда для получения ящиков с книгами, которые прибыли в наш адрес. Таможня чинит
бесконечные препятствия, мы не можем ничего получить. Тут нужен личный подход,
а это как раз по части Эдварда. Он как никто знает, когда пустить в ход
обаяние, а когда угрозы, и уж он-то без книг не вернется. Ему свойственно
упорство в делах, очень ценная черта в молодом человеке. Я об Эдварде высокого
мнения.
Он игриво прищурился.
– Но мне, по-видимому, незачем расхваливать Эдварда перед
вами, моя милая.
– А когда… когда Эдвард должен возвратиться из Басры? –
пролепетала Виктория.
– Н-ну, это трудно сказать. Он оттуда не уедет, пока не
добьется своего. А в здешних краях торопить события бесполезно. Сообщите мне,
где вы остановились, и я позабочусь, чтобы он связался с вами, как только
приедет.
– Я подумала… – пробормотала Виктория, с ужасом вспомнив о
своем затруднительном финансовом положении, – может быть… для меня найдется
здесь какая-нибудь работа?
– Вот за это ценю! – радостно откликнулся доктор Ратбоун. –
Ну конечно! Помощники нам всегда нужны, чем больше, тем лучше. Английские
девушки в особенности. У нас отлично идут дела, блестяще идут, но работы
предстоит еще изрядно. И вызываются многие. У меня уже тридцать добровольцев –
тридцать! – и все так и рвутся в дело. Если вы серьезно, ваше участие будет
очень полезно.
Но слух Виктории неприятно резануло слово «добровольцы».
– Я вообще-то имела в виду платную должность, – сказала она.
– Ах, боже мой. – У доктора Ратбоуна сразу вытянулось лицо.
– Это, к сожалению, не так просто. У нас очень небольшой оплачиваемый штат, и в
настоящее время, с участием добровольных помощников, его вполне хватает.
– Я непременно должна устроиться на работу, – стала
объяснять ему Виктория. – Я стенографистка-машинистка высокой квалификации, –
добавила она без зазрения совести.
– Ваши деловые качества не вызывают у меня сомнения, моя
милая. Достаточно на вас посмотреть, поверьте. Для нас это вопрос исключительно
финансовый. Но даже если вы куда-нибудь устроитесь, я надеюсь, вы будете
помогать нам в свободное от работы время. Большинство наших сотрудников
где-нибудь работают. Сотрудничество с нами возвышает душу, вы в этом сами
убедитесь. Наша задача – положить конец вражде в мире, всем этим войнам,
подозрениям, недоразумениям. Для этого нужно общее поле деятельности. Театр,
изобразительные искусства, поэзия, великие духовные ценности, они не оставляют
места для мелкой зависти и злобы.
– Д-да, конечно, – неуверенно согласилась Виктория, вспомнив
своих знакомых актрис и художниц, жизнь которых переполняла самая пошлая
зависть и самая убийственная злоба.
– Мы тут перевели «Сон в летнюю ночь»
[78]
на сорок языков, –
продолжал доктор Ратбоун. – И теперь сорок групп разноязыкой молодежи находятся
под воздействием одного и того же прекрасного литературного произведения. И
именно молодежи, вот что важно. Другие меня не интересуют, только молодежь.
Стоит уму и сердцу заматереть, и тогда уже поздно. Объединяться должны молодые.
Вот, например, та девушка, что привела вас снизу, Катерина. Она – сирийка из
Дамаска. Вы с ней, по-видимому, ровесницы. В обычной жизни вы никогда бы не
встретились, у вас не было бы ничего общего. Но в «Масличной ветви» и вы, и
она, и многие-многие другие, русские, еврейки, турчанки, армянки, египтянки,
персиянки – все сходятся вместе, общаются, чувствуют друг к другу симпатию,
читают одни книги, обсуждают картины, музыку (к нам приезжают первоклассные
лекторы), и все открывают для себя новые, неожиданные точки зрения – вот что
такое настоящая жизнь.
Виктория же сокрушенно думала, что, наверно, все-таки доктор
Ратбоун не вполне прав, полагая, что разные люди непременно должны испытывать
друг к другу симпатию. Она и Катерина, например, с первого взгляда ощутили друг
к другу антипатию. И, скорее всего, эта антипатия при дальнейшем общении будет
только возрастать.
– Эдвард справляется со своими обязанностями блестяще, –
говорил доктор Ратбоун. – Превосходно со всеми ладит. Особенно хорошо – с
девушками. Здешние парни поначалу склонны к подозрительности, даже
враждебности, с ними труднее. А вот девушки – те в Эдварде души не чают, готовы
ради него на все. С Катериной их водой не разольешь.
– Вот как, – холодно отозвалась Виктория. И сразу
почувствовала, как усилилась ее антипатия к этой особе.
– Так что вот, – с улыбкой заключил доктор Ратбоун. – Когда
сможете, приходите к нам помогать.
Он тепло пожал ей на прощание руку. Виктория закрыла за
собой дверь и спустилась по лестнице. Она увидела, что Катерина стоит у порога
и разговаривает с красивой молодой брюнеткой, держащей в руке небольшой
чемоданчик. На минуту Виктории показалось, что она ее уже где-то видела. Но та
посмотрела на нее, явно не узнавая. Язык, на котором они разговаривали, был
Виктории незнаком. При ее появлении обе замолчали и провожали ее глазами, не
говоря ни слова. Виктория прошла между ними, заставила себя сказать Катерине:
«Пока» – и ступила за порог.
В конце концов она выбралась на улицу Рашид и медленно
зашагала обратно в гостиницу, не видя ничего, что происходило вокруг. Чтобы не
думать о своем бедственном положении (в Багдаде без гроша), она старалась
сосредоточить мысли на докторе Ратбоуне и на его «Масличной ветви». Эдвард в
Лондоне ей сказал, что там, куда он устроился на работу, «не все ладно». Что у
них тут может быть неладно? Доктор Ратбоун? Или сама эта «Масличная ветвь»?
В докторе Ратбоуне, на взгляд Виктории, ничего неладного не
было. Типичный упрямец-идеалист, который смотрит на мир сквозь собственные
розовые очки и не желает считаться с реальностью.