От третьего стакана она отказалась и печально встала. Голова
слегка кружилась. Коктейли были далеко не слабые. Она вышла из бара на террасу
и, облокотясь о перила, стала смотреть на реку. Вдруг кто-то у нее за спиной
произнес:
– Извините меня, но вам лучше сходить надеть пальто. Вам,
должно быть, после Англии кажется, что здесь сейчас настоящее лето, но с
заходом солнца становится очень холодно.
Виктория узнала пожилую англичанку, с которой разговаривала
на балконе миссис Клиппс. У нее был характерный хриплый голос, огрубевший от
гиканья на псовой охоте. В меховой шубе, с пледом на коленях, она сидела в
кресле и пила виски с содовой.
– Благодарю вас, – сказала ей Виктория и хотела немедленно
ретироваться, но не успела.
– Позвольте мне назвать себя, – сказала дама. – Я миссис
Кардью Тренч. (Подразумевалось: из достопочтенного
[72]
семейства Кардью
Тренчей.) А вы, если не ошибаюсь, приехали с миссис – как бишь ее? Гамильтон
Клиппс?
– Да, – ответила Виктория.
– Она мне сказала, что вы – племянница епископа
Ллангоуского.
Тут Виктория мобилизовала все свои таланты.
– В самом деле? – переспросила она чуть-чуть, в самую меру,
иронично.
– Она, должно быть, что-то перепутала?
Виктория снисходительно улыбнулась:
– Американцам бывает трудно разобраться в наших именах.
Действительно, звучит немного похоже. Мой дядя, – объяснила Виктория,
импровизируя на ходу, – епископ в Лангоа.
– Лангоа?
– Да. Это в Тихоокеанском архипелаге. Колониальный епископ,
само собой.
– Ах, колониальный, – сказала миссис Кардью Тренч, беря по
меньшей мере тремя полутонами ниже. Как и следовало ожидать, о колониальных
епископах она слышала впервые в жизни. – Тогда понятно. Этим все объясняется.
И объясняется очень даже удачно, поздравила себя Виктория,
ведь она ляпнула просто наобум.
– А вы что здесь делаете? – спросила миссис Кардью Тренч с
той светской любезностью, которая часто маскирует обыкновенное природное
любопытство.
Сказать: «Ищу молодого человека, с которым один раз поговорила
на скамейке в лондонском сквере» – было бы едва ли уместно. Поэтому, вспомнив
заметку из газеты и сведения, которые она сообщила о себе миссис Клиппс,
Виктория ответила:
– Я еду к своему дяде профессору Понсфуту Джонсу.
– О, так вот вы кто! – Миссис Кардью Тренч была явно
счастлива, что теперь с Викторией все ясно. – Обаятельный человек, правда,
немного рассеянный, но чего вы хотите от ученого. Слышала в прошлом году в
Лондоне его лекцию – он прекрасно говорит, – но не поняла, конечно, ни единого слова.
Да, он проезжал через Багдад, недели две, я думаю, прошло с тех пор. Кажется,
он упоминал каких-то девушек, которые должны попозже приехать к нему на
раскопки.
Отвоевав утраченные было позиции, Виктория поспешила
ввернуть вопрос:
– А вы не знаете, доктор Ратбоун уже здесь?
– Только на днях прилетел, – ответила ей миссис Кардью
Тренч. – По-моему, его пригласили на будущий четверг прочитать лекцию в
институте. Что-то такое о «Мировых связях и всемирном братстве», если не
ошибаюсь. Вздор все это, по моему убеждению. Чем больше стараются людей
объединить, тем они становятся подозрительнее. Всякая эта поэзия, музыка,
переводы Шекспира и Вордсворта
[73]
на арабский, китайский и хинди. «И желтый
первоцвет на берегу ручья…»
[74]
Что до этого людям, которые первоцвета в глаза
не видели?
– А где он остановился, вы не знаете?
– По-моему, в «Вавилонском дворце». Но рабочее помещение в
городе, поближе к музею. «Масличная ветвь», дурацкое название. Одни девицы в
джинсах, в очках и с немытой шеей.
– Я немного знакома с его секретарем, – небрежно заметила
Виктория.
– Ах, да, да, как его?.. Эдвард… забыла фамилию, славный
юноша, слишком хорош, чтобы возиться с волосатыми культурными деятелями.
Отличился на войне, я слышала. Впрочем, работа есть работа. И собой хорош, я
думаю, все эти ученые девицы от него без ума.
Убийственное жало ревности пронзило сердце Виктории.
– «Масличная ветвь», – повторила она. – Где, вы сказали,
это?
– В городе, за поворотом на второй мост. В одном из
переулочков от улицы Рашид. Довольно укромный уголок. Недалеко от базара
Медников.
[75]
А как поживает миссис Понсфут Джонс? – не переводя дыхание, снова
спросила миссис Кардью Тренч. – Скоро сюда собирается? Говорят, она болела?
Но Виктория, добыв желаемую информацию, не собиралась
рисковать новыми выдумками. Она поглядела на часы и издала возглас:
– Ах, боже мой! Я обещала разбудить миссис Клиппс в половине
седьмого и помочь ей приготовиться к отъезду. Надо бежать!
Предлог для бегства был не вымышленный, она только
передвинула срок на полчаса вперед. И теперь бросилась со всех ног вверх по
лестнице, вне себя от радости. Завтра она найдет Эдварда в «Масличной ветви».
Подумаешь, ученые девицы с немытыми шеями. Они же противные. Хотя, подумалось
Виктории, мужчины не так придирчивы к чистоте шеи, как пожилые, гигиенически
воспитанные английские дамы. Особенно если обладательница шеи смотрит на
данного мужчину с восторгом и обожанием.
Вечер пролетел быстро. Виктория спустилась с миссис
Гамильтон Клиппс к раннему ужину, во время которого последняя рассуждала без
роздыху сразу обо всем на свете. Она пригласила Викторию приехать погостить – и
Виктория аккуратно записала адрес, мало ли что… Потом она отвезла миссис Клиппс
на багдадский Северный вокзал, усадила в купе и была представлена знакомой,
которая тоже ехала в Киркук и должна была помочь миссис Клиппс с утренним
туалетом.
Паровоз завопил дурным, душераздирающим голосом. Миссис
Клиппс всунула в руку Виктории толстый конверт и сказала:
– Это маленький подарок на память о нашем приятном
совместном путешествии, мисс Джонс, и я надеюсь, вы не откажетесь его принять
вместе с моей самой искренней признательностью.