* * *
Вашингтон, округ Колумбия
В кабинетах и коридорах восточного крыла Белого дома царило тихое ликование, словно в мае месяце вдруг объявили День благодарения. Президент Кастилья, восседавший за большим столом в Овальном кабинете, впервые за последние тревожные дни позволил себе улыбнуться, окидывая взглядом полные того же сдержанного восторга бессчетные лица советников.
— Не знаю, как вам это удалось, сэр, — советник по национальной безопасности Эмили Пауэлл-Хилл просто сияла, — но у вас все получилось.
— У насполучилось, Эмили, — поправил ее президент.
Кастилья поднялся и пересел на софу рядом с советницей. Обычно он редко позволял себе подобные дружеские жесты, но сегодня президент чувствовал себя так легко, словно с плеч его слетел тяжкий груз. Он снова окинул комнату взглядом поверх очков, оделяя каждого своей теплой улыбкой, радуясь облегчению, написанному на каждом лице. И все же поводов для веселья не было. Во время ракетного удара по алжирской вилле погибли хорошие люди.
— Получилось у нас всех, особенно включая спецслужбы, — продолжил он. — Мы многим обязаны тем бескорыстным героям, что проникают в ряды врага, не ожидая славы и почета.
— Если верить капитану Лейнсону с «Саратоги», — заметил адмирал Броуз, слегка кивая директору Центрального разведывательного, — именно агенты ЦРУ настигли наконец этих ублюдков и уничтожили проклятый ДНК-компьютер.
Директор скромно кивнул:
— В основном тут потрудилась агент Расселл. Одна из наших лучших. Хорошо поработала.
— Да, — согласился президент, — без сомнения, ЦРУ и другие, кому придется остаться неизвестными, спасли наши шкуры — на этот раз. — Посерьезнев, он обвел взглядом начальников штабов, глав АНБ и НОР, директора ЦРУ и главу своей администрации. — Теперь нам пора готовиться к будущим переменам. Молекулярный компьютер — уже не игрушка теоретиков, друзья мои, не за горами квантовые вычислительные машины. Их появление неизбежно. Кто знает, что дальше изобретет наука в помощь людям и, могу заметить, на погибель нашим системам обороны? Мы обязаны уже сейчас начинать поиски адекватных мер противодействия.
— Насколько я поняла, господин президент, — заметила Эмили Пауэлл-Хилл, — доктор Шамбор, его машина и все данные исследований погибли при взрыве. По сведениям из моих источников, повторить его достижение никому не удалось. Так что время пока есть.
— Возможно, Эмили, — признал президент. — Однако мои лучшие источники в научных кругах все как один утверждают, что после первого прорыва прогресс в исследованиях неизбежен. — Он еще раз оглядел собравшихся, прежде чем продолжить сурово: — Так или иначе, а мы обязаны установить неприступную защиту против атак с помощью молекулярных компьютеров... равно как против любых потенциальных угроз государственной безопасности со стороны новых научных достижений.
В Овальном кабинете воцарилось молчание. Советники обдумывали каждый свою роль в предстоящих действиях. Тишину разорвал пронзительный звон стоящего на президентском письменном столе телефона.
Сэм Кастилья заколебался, глядя через всю комнату на аппарат, которому полагалось звонить только в случае катастрофы. Потом он, тяжело опершись о колени, встал, медленно пересек кабинет и поднял трубку:
— Да?
— Нам надо поговорить, господин президент, — послышался голос Фреда Клейна.
— Сейчас?
— Так точно, сэр. Немедленно.
* * *
Париж, Франция
Рэнди, Питер и Марти Зеллербах собрались в просторной палате эксклюзивного частного госпиталя, специализирующегося на пластической хирургии. Мучительная беседа прервалась; глухой уличный шум казался в тишине особенно громким. По щекам Марти катились слезы.
Джон мертв. От этих слов у него разрывалось сердце. Он любил Джона, как только могут любить друг друга столь несхожие способностями и интересами друзья, стянутые невидимыми узами взаимного уважения, лишь крепчающими с годами. Переживаемая Мартином потеря была так велика, что слова не могли выразить ее. Джон всегда был рядом с ним. Невозможно было представить себе мир без Джона.
Рэнди присела рядом с ним на койку, взяла за руку, одновременно утирая собственные слезы. Питер подпирал дверной косяк. Лицо его было непроницаемо, и только слабый неровный румянец выдавал силу его чувств.
— Он... делал свою работу, — тихонько проговорила Рэнди. — Ту, что хотел делать. Лучшей судьбы не бывает.
— Он... он был настоящий герой, — заикаясь, пробормотал Марти. Лицо его исказилось от напряжения в поисках нужных слов. Марти трудно было выражать свои чувства — этим языком он так и не овладел в полной мере. — Я не говорил, как восхищался Бертраном Расселлом? Я очень тщательно подбираю своих героев. Но Расселл — это что-то необыкновенное. Никогда не забуду, как я в первый раз прочел его «Принципы математики». Мне было лет десять, кажется, и меня словно оглушило. Боже! Сколько следствий!Эта книга открыла передо мной целый мир! Это он вывел математику из загона абстрактной философии, ввел ее в четкие рамки.
Питер и Рэнди переглянулись. Ни один, ни другая понятия не имели, о чем идет речь.
Марти неудержимо и беспомощно мотал головой, слезы капали на простыни.
— Столько восхитительных идей там было. Конечно, Мартин Лютер Кинг-младший, Уильям Фолкнер и Мики Мантл
[17]
— тоже герои ничего себе. — Взгляд его обегал палату, словно бы в поисках прибежища. — Но Джон для меня был самым большим героем. Всегда. Совершенно величайшим.С самого детства. Только я ему никогда не говорил об этом. Он мог все, чего не могу я, а я мог все, чего не умел он. И ему это нравилось. Мне тоже. Часто ли такое бывает? Потерять его — все равно что руку или ногу потерять, только еще хуже. — Он сглотнул. — Я буду... так тосковать по нему.
Рэнди стиснула ему руку.
— Как и мы все, Март. Я была так уверена, что он выберется вовремя. Он был уверен. Но... — В груди у нее перехватило. Она с трудом подавила всхлип и понурила голову. Заныло сердце. Это она подвела Джона. Поэтому он мертв. Неслышно покатились слезы.
— Он знал, что делает, — грубовато бросил Питер. — Мы же понимаем, чем рискуем. Кто-то должен этим заниматься, чтобы бизнесмены, и домохозяйки, и продавщицы, и миллионеры, и всякие долбаные потаскуны могли спать спокойно.
В голосе старого агента сквозила горечь, и Рэнди поняла — так Питер выплескивает горе. Он стоял отстраненно, как жил. Полузажившие, не скрытые повязками раны на лице и левой руке были бледны от сдерживаемой ярости.
— Я и в этот раз... хотел помочь, — вымолвил Марти медленно и сбивчиво из-за побочного эффекта медикаментов.
— Он знал, малыш, — сказал ему Питер.
Снова пало мрачное молчание. Громче показался уличный шум; где-то вдалеке завыла сирена.