— Какие чудесные цветы вы принесли!
— Я хотел для вашей жены…
— И к тому же красные гвоздики! Ее любимые цветы! И как вы только угадали?
— Я… — бдительность и еще раз бдительность! — Сам не знаю, господин Лорд. Просто красные гвоздики и мои любимые цветы тоже. Наверное, поэтому!
— Конечно, конечно! — он сердечно смеется и хлопает меня по плечу.
Знает ли он что-нибудь? Догадывается? Что-нибудь замыслил? Тогда что? Да, у этого господина есть сильное качество: по его открытому, честному лицу никогда не скажешь, что он думает и чувствует.
— Вот моя жена обрадуется. — Он замечает мой взгляд. — А-а, Рубенс? Ваш Рубенс?
— Да.
— Я приобрел его на аукционе в Люксембурге. Вашему отцу картина вдруг разонравилась. Поэтому он решил с ней расстаться. Ведь денег у него хватает, а? Ха-ха-ха!
— Ха-ха-ха! — я уже немного собрался. — Ежели вы даже здесь, в Таунусе, вывешиваете такие картины, то хотел бы я поглядеть на вашу квартиру во Франкфурте.
— Увидите, мой мальчик, еще увидите! Я просто в восторге, что Верена разыскала вас! Сына моего старого друга…
Ой, парень, этот человек опасен.
— А вам не страшно, господин Лорд? Я имею в виду кражу со взломом в ваше отсутствие…
— Здесь всегда кто-нибудь есть, дружок. И кроме того, вилла взята под охрану. Еще есть стреляющие автоматические устройства в парке и другие штучки для каждого, кто попытается тайком проникнуть сюда.
Внезапно его сияющую улыбку словно стерло, и он смотрит на меня своими голубыми глазами, которые стали вдруг стальными и жесткими. Зловещий человек — этот Манфред Лорд. «Погоди, с ним у тебя еще будут большие неприятности», — думаю я про себя.
19
На Верене черное декольтированное вечернее платье, очень узкое, с чем-то вроде банта на боку. На ней дорогие украшения: бриллиантовое колье, бриллиантовый браслет, бриллиантовые клипсы и брошь (бриллиантовая роза) на платье. Она очень сильно накрашена. Когда мы с Манфредом Лордом входим в обшитый деревянными панелями салон, она идет мне навстречу с бокалом коктейля в руке.
— Господин Мансфельд! Наконец-то! Позвольте познакомить вас с господином Энрико Саббадини.
К нам подходит тот самый итальянский пижон из аэропорта. На нем темно-синий смокинг, сорочку украшает бантик из шнурка. Кажется, он нервничает. Мы раскланиваемся.
— Очень рад познакомиться с вами, господин Мансфельд, — говорит он по-немецки с итальянским акцентом. При этом беспрестанно сжимает и разжимает левую ладонь. В правой руке он держит бокал.
— Представь себе, дорогая, у Оливера те же самые любимые цветы, что и у тебя! — говорит Манфред Лорд, в то время как я вручаю Верене красные гвоздики и целую ей руку. («Диориссимо». Надеюсь, что как-нибудь продержусь этот вечер.)
— Вы с ума сошли, господин Мансфельд! Столько цветов!
— Я люблю дарить цветы.
— Слышишь, Верена, он любит дарить цветы.
Ах, этот Манфред Лорд! Он нажимает на кнопку звонка. Тут же появляется господин Лео.
— Вазу для цветов, пожалуйста.
— Сейчас, милостивый государь.
— Что будете пить, Оливер? — Хозяин дома подходит к бару, устроенному в старинном шкафу. Вся гостиная обставлена антикварными вещами. Толстые ковры. Темная мебель. Громадный гобелен. — Коктейль? Виски?
— Виски, пожалуйста.
Он готовит мне бокал виски. Старательно. С любовью. Как аптекарь лекарство.
— Со льдом?
— Да, пожалуйста.
— С водой или содовой?
— С содовой.
— Скажите, когда будет достаточно.
— Достаточно.
Я быстро выпил виски, и Манфред Лорд тут же снова наполняет мой бокал.
И вот мы стоим с бокалами в руках. Манфред Лорд возвышается над всеми. Он, видно, искренне рад гостям.
— Давайте, — говорит он, — выпьем за то, что Верена вновь нашла нашего — нет, точнее, моего — Оливера! Вы не представляете, как часто я думал о нем… Маленький Оливер! Теперь он стал большим, стал настоящим мужчиной. Женщины, должно быть, сходят из-за вас с ума!
— Ну, что вы! Почему вы так думаете?
— Потому что вы прекрасно смотритесь. Правда, Верена? А как считаете вы, Энрико?
— Прекрасно смотрится, — говорит Энрико.
Верена ничего не говорит, а лишь глядит на меня. Я должен что-нибудь сказать. И побыстрее!
— Чепуха! — говорю я. — Позвольте мне выпить за милостивую государыню. Вот уж кто смотрится! Я… я… — я смотрю на Верену и думаю: «Пусть твой муж не воображает, что со мной можно позволять себе все что угодно! — я еще никогда не видел женщины красивее вас, милостивая государыня!»
Я поднимаю свой бокал. Все пьют. Энрико поперхнулся и кашляет.
— Какой очаровательный молодой человек, — говорит Манфред Лорд, выпив свой бокал. — Воистину, Верена, я не могу выразить тебе всю свою благодарность, за то, что ты его нашла.
— А почему мы, собственно, стоим? — спрашивает Верена.
Мы усаживаемся в старые громадные кресла у камина. Потрескивая, горит огонь. Энрико (на нем опять этакие щегольские очень остроносые туфли) сидит, уставясь на меня. Манфред Лорд веселый и довольный, переводит свой взгляд с меня на Энрико и с Энрико на меня. На свою жену он не смотрит. Потирая руки, говорит:
— Нет ничего более уютного, чем огонь в камине, не правда ли, Оливер? Вы легко нашли дорогу к нам?
— Да.
Проклятье! Я допустил ошибку.
— Браво! Обычно те, кто приезжает к нам впервые, плутают. За здоровье всех!
Мы снова поднимаем наши бокалы.
— Я уже неплохо здесь ориентируюсь, господин Лорд. Моя школа совсем недалеко от вашего дома.
— Конечно, — говорит он, широко улыбаясь, — а я и забыл! Вы, так сказать, наш сосед. Это чудесно, не правда ли, Верена? Если я буду в отъезде и у Оливера будет время, вы можете вместе прогуляться, попить чаю в «Амбассадоре» или поиграть в теннис на нашем корте!
— У меня только два свободных часа в день, господин Лорд. Мне некогда играть в теннис. И мне запрещено ходить в «Амбассадор».
С бокалом в руке Манфред Лорд откидывается на спинку кресла.
— Вот тебе на! Какое невезенье, не правда ли, дорогая? Ему нельзя в «Амбассадор», он не играет в теннис, у него только два часа в день! А Энрико и в теннис играет, и в «Амбассадор» может пойти, и время у него нашлось бы, но ему нужно возвращаться в Рим! Ах, ты моя бедняжка!
Манфред Лорд, человек, жену которого я люблю. Сидящий напротив мужчина — человек, с которым она спит. Манфред Лорд, для которого Веренин ребенок…