В ее руках оказалась пара новых ковбойских сапог из коричневой кожи, украшенных цветными узорами, блестками, кусочками зеркал.
От них буквально пахло деньгами. Это были очень дорогие дизайнерские сапоги.
— Моя жена вернулась, — прозвучал грубоватый мужской голос у нее за спиной.
Лунд подскочила, ударилась головой о штангу с вешалками. Это был Тайс Бирк-Ларсен.
Он смотрел, как она потирает ушибленный лоб.
— Не говорите ей лишнего.
Уселись втроем за стол, вокруг застывших лиц и улыбок из прошлого.
— Я сожалею о том, что вчера случилось, — начала Лунд.
День за окном просветлел. Цветы увядали, но их сладкий запах по-прежнему главенствовал в доме.
— Сотрудник, который с вами разговаривал, переведен в другой отдел. Вы его больше не увидите.
Тайс Бирк-Ларсен — голова опущена, глаза мертвы — пробормотал:
— Ну, хоть что-то.
— Это ничто, — сказала Пернилле. — Я хочу знать правду. Я хочу знать, что случилось. Я ее мать.
Лунд раскрыла блокнот:
— После вечеринки Нанну никто не видел. Вероятно, ее увезли в украденной машине. В той, в которой мы ее нашли.
Лунд посмотрела в окно, потом снова на мать.
— Ее насиловали.
Пернилле застыла.
— И избивали. Мы думаем, это потому, что она пыталась сопротивляться.
Больше ничего.
— Это было в лесу? — спросила Пернилле.
— В лесу. Мы так думаем. — Лунд заколебалась. — Но возможно, сначала ее удерживали в каком-то другом месте. Пока мы просто не знаем.
Большой мужчина отошел к раковине, поставил побелевшие кулаки на столешницу, уставился на блеклое серое небо.
— Она сказала нам, что будет у Лизы, — проговорила Пернилле. — Нанна не обманывала меня.
— Может, она сказала правду. — Пауза. — У вас есть предположения? — Взгляд на фигуру у окна, сгорбленную спину в черной кожаной куртке. — Больше ничего не можете вспомнить?
— Если бы у нее были неприятности, Нанна сказала бы мне, — настаивала Пернилле. — Она бы мне сказала. Мы с ней… Мы были…
Слова не слушались ее.
— …близки.
— Когда она перестала встречаться с Оливером Шандорфом?
— Он замешан?
Длинная широкая тень пересекла стол. Тайс Бирк-Ларсен повернулся, прислушиваясь.
— Мы просто собираем информацию.
— Примерно шесть месяцев назад, — сказала Пернилле. — Оливер был ее парнем.
— Она была огорчена, когда они расстались?
— Она — нет. Скорее, он переживал.
Лунд внимательно слушала Пернилле.
— Она отказывалась отвечать на его звонки. Нанна… — Пернилле нагнулась к ней через стол, пытаясь заглянуть Лунд в глаза. — Когда у нее что-то случалось, она всегда говорила мне. Ведь так, Тайс?
Молчаливый мужчина неподвижно стоял у окна, высокая фигура в красном комбинезоне и кожаной куртке.
В сумке Лунд зазвонил телефон. Майер.
— Хорошо, скоро буду.
Они смотрели на нее выжидающе.
— Мне нужно ехать.
— Что там? — хрипло спросил отец.
— Ничего, это по работе. Я видела в комнате Нанны сапоги. На вид дорогие. Это вы ей купили?
— Дорогие сапоги? — переспросил он.
— Да.
— Почему вы спрашиваете об этом? — сказала Пернилле.
Пожатие плечами.
— Я задаю много вопросов. Возможно, слишком много. Это не нравится людям. — Помолчав: — Такая у меня работа.
— Мы не покупали ей дорогих сапог, — сказала Пернилле.
Комната для допросов. Адвокат был раздражителен, лыс и сложён как хоккеист. Когда Лунд вошла, он орал на Майера, который со скучающим взором и детской улыбкой сидел на краю стола, подперев подбородок рукой.
— Вы нарушили все права моего клиента. Вы допрашивали его в отсутствие адвоката…
— Я не виноват, что вы желали понежиться в постельке. В чем проблема-то? Я провел для него экскурсию. Угостил завтраком. Да я ему подгузники менять готов, если надо…
— Пройдемте со мной, Майер.
— Вам это так не пройдет, — не унимался адвокат, когда Лунд уводила Майера в смежную комнату.
Майер сел, посмотрел на нее:
— Они посадили Оливера Шандорфа в последнюю свободную камеру. Поэтому я немного покатал Йеппе по округу и привез его сюда около пяти.
Гадая, чем это может им грозить, Лунд спросила:
— Вы его допрашивали?
— А вы видели его электронную почту? Там есть что почитать. И на той неделе он звонил Нанне пятьдесят шесть раз. Если вы спросите меня…
— Вы допрашивали его без адвоката?
— Адвокат обещал приехать в семь. А объявился только в девять. — Майер вдруг превратился в самого рассудительного человека на свете. — По-вашему, лучше было запереть ребенка в камере? Я проявил сочувствие, накормил его завтраком. Было бы просто невежливо, если бы за все это время я не сказал ему ни слова, Лунд.
В дверь ворвался Букард в голубой рубашке с серым лицом.
— Вчера у нас возникли проблемы с размещением подозреваемого, — тут же стала объяснять Лунд. — Адвокат задерживался на два часа. Майер купил ему завтрак.
— Он не был голоден, — вставил Майер, — но мне показалось, что так будет правильнее.
— Возможно, Хальду показалось, что его допрашивали, но…
Лунд предпочла оставить фразу незаконченной. Букард был не сильно впечатлен.
— Я бы хотел послушать самого Майера.
— Лунд описала все предельно точно.
— Составьте рапорт. Принесите мне. Я приложу его к вашему досье… — Многозначительная пауза. — После разбирательства.
Когда шеф удалился, Лунд села за свой стол, взялась за фотографии и распечатки телефонных звонков.
Майер повеселел:
— По-моему, все прошло неплохо?
В зале для пресс-конференций яблоку негде было упасть. Кинокамеры, микрофоны. На этот раз Троэльс Хартманн был в галстуке — черном. С утра он посетил парикмахера, которого выбрала для него Риэ Скоугор, терпеливо сидел в кресле, пока его стригли так, как она захотела: коротко и строго. Скорбно.
Потом проработали текст:
— Последние дни были крайне сложными. Но мы работали в тесном сотрудничестве с полицией. Они подтверждают, что машина была украдена. Ни один из наших сотрудников не подозревается ни в чем противозаконном. Мы выражаем глубочайшее соболезнование родителям девушки. Все наши действия диктовались желанием помочь полиции в расследовании, ничем больше.