Клерк усмехнулся.
– Это ничего не стоит, потому что оно никуда не плавает. Судно разбилось, все его удилища сломались, так что хозяин уехал домой.
– Почему же вы не убрали плакат?
– А кому он мешает?
– Понятно, – терпеливо сказал Мейнард. – Где я мог бы взять напрокат удочки?
– Нигде не можете.
– Хорошо. Я сделаю пару самодельных. Как насчет лодки? Можно “Уэйлер”. Даже “Сэйлфиш”.
– Нету. У доктора Виндзора есть несколько, но он их больше не дает напрокат.
– Мне он говорил, что дает. Вчера вечером.
Клерк пожал плечами.
– Может, тогда и дает. Я не могу уследить, как быстро меняются вещи вокруг.
– Где он живет?
– На том конце дороги.
– Какой дороги?
– Дороги. Здесь только одна дорога.
– Как мне узнать его дом?
– Вы его услышите.
– Услышу его?!
Клерк кивнул. Он потянулся рукой под прилавок.
– Если вы пойдете, спрыснитесь этим. – Он вручил Мейнарду баллончик “Дип-Вудсофф”, от насекомых.
– Спасибо. – Мейнард опрыскал себя и Юстина, и вернул баллончик.
– У вас есть пятьдесят центов? – спросил клерк. Мейнард улыбнулся.
– Пятьдесят центов за опрыскивание?
– Двадцать пять. Вы спрыснулись вдвоем.
Мейнард сунул руку в карман. Мелочи у него не было.
– Извините, у меня нет.
– Тем хуже для меня, значит. – Клерк покачал головой. – Мне бы пригодились эти пятьдесят центов.
Дорога представляла собой грязную полосу, прорубленную в зарослях колючего кустарника, кактусов, колючих грушевых деревьев и морского винограда. Москиты собирались в тучи, которые вылетали из невидимых болот и проносились через дорогу. Жирное, маслянистое средство от насекомых оказалось эффективным: москиты набрасывались на проходящих, зависая в нескольких дюймах от открытой кожи, расшифровывали химические сигналы, идущие от репеллента, и по какому-то безмолвному сигналу отлетали в кусты. В листве был целый мир звуков – жужжанье, щелчки и свист птиц.
Они прошли примерно полмили. Пот, стекавший по их лицам, начинал смывать репеллент, и отдельные москиты-разведчики становились смелее.
Мейнард уже склонялся к тому, чтобы повернуть назад, когда услышал звук, не имевший отношения к насекомым, – высокий, настойчивый, механический. Это был звук электромотора. Он слышался справа. Мейнард, встав на цыпочки, обозрел окрестности. Он ничего не увидел.
– Здесь есть тропинка, – сказал Юстин.
Туча москитов окружила их, заскакивая в уши, влезая в рукава, ползая по скальпу в поисках неопрысканных мест. Они чесались, хлопали себя и шли пробежками в надежде оказаться нежеланными для москитов существами.
В конце тропинки был виден только металлический куб генератора, из которого исходил громкий вой. В отдалении, за цепью дюн, к шаткой пристани было пришвартовано несколько лодок.
Дом Виндзора располагался ниже уровня земли, погрузившись в песок до плоской бетонной крыши. Лестница с ограждением вела вниз, к огромной входной двери из тика, с полированным бронзовым кольцом. Рядом с дверью, в стену было встроено переговорное устройство. Мейнард поднял кольцо и ударил им о тиковую дверь.
Послышался трескучий голос Виндзора:
– Проваливай, эфиоп! У меня совещание. Если ты что-то продаешь, то я ничего не покупаю. Если покупаешь, то я не продаю. Я ни продавец, ни покупатель. Катись отсюда!
Юстин, прослушав эту диатрибу, спросил у Мейнарда:
– Он сдает напрокат лодки?
Мейнард улыбнулся и нахал кнопку переговорного устройства.
– У меня с собой телеграмма для... пропитанного ромом реликта.
– Это вы, человекоподобный? – высоким голосом возопил Виндзор. – Какие новости насчет Сакко и Ванцетти? Не падайте духом. Мы еще раздобудем эти гинеи! – Устройство отключилось, и через несколько секунд дверь распахнулась.
На Виндзоре было кимоно и остроконечные шелковые тапочки.
– Входите! Входите! Я как раз фантазировал о том, как бы устроить пикник со всеми педиками Македонии. – Он заметил Юстина. – Простите меня! Вы привели своего собственного наложника!
Мейнард представил Виндзору Юстина. Юстин, вытаращив глаза, пожал ему руку и спросил:
– Что такое педик?
– Ничего, приятель, ничего. Ты знаешь, что такое педагог? Тот же корень. Я налью вам каплю медового напитка, и мы отсалютуем дивам.
Дом состоял из одной комнаты, футов тридцать на сорок, стены в тиковых панелях, роскошная обстановка – по отделениям, различным по стилю. Обеденная часть была в стиле Людовика XV, гостиная часть – в стиле испанском колониальном, отделение для сна – в стиле датского модерна, кухня представляла собой смесь нержавеющей стали с разделочной мясника. Там были написанные маслом картины в музейных рамках, древние грамоты в запечатанных стеклянных футлярах, археологические редкости, покрытые лаком для защиты от времени и погодных условий, шкафы из красного дерева, полные книг.
В этом изолированном с помощью песка доме, с кондиционером, работающим от генератора, было не более 69 градусов
[8]
.
Мейнард в восхищении оглядывал комнату.
– Моя маленькая гавань в глубинах ада, – сказал Виндзор. Он махнул рукой. – Вы видите перед собой мою жизнь. Дворец крысы-затворницы.
– У вас очень приятно. Как Колоритная Фигура вы многого достигли.
– Я был бережливым. Я начинал с небольшими деньгами, и они сделали еще деньги, а как мы знаем, деньги делают деньги, которые делают еще больше денег. Но увы – это моя трагическая маска – я променял бы все это на хорошую женщину и теплый очаг. – Он рассмеялся. – Так скажите мне, посланник, что нового на Риальто?
– Я смогу уехать только завтра.
– Это меня не удивляет. Уэскотту цены нет. Но ваша задержка – это моя удача. Мы съедим ленч, и я очарую вас рассказами о своей жизни до того, как стал моряком.
– Спасибо, но мы хотели бы взять лодку напрокат. Виндзор застыл. Он взглянул на Мейнарда, нахмурился, затем отвел глаза.
– Зачем?
– Мы хотели половить рыбу.
– Папа говорит, что мы можем поймать барракуду, – сказал Юстин.
– Невозможно.
– Почему?
– Здесь ничего стоящего вы не поймаете. Слишком жарко.
– Мы будем ловить на глубине, где прохладнее.