– Да, – уныло простонала Женя, –
спохватишься тут! Ты ее не видел, не знаешь, какое впечатление она производит.
Я вообще удивлена, что живая ушла, что она меня в лягушку или кошку не
превратила!
– Ладно, успокойся. Твоя Бастинда изрядно
задурила тебе голову, как я погляжу. Ты, конечно, можешь поспрашивать насчет
нее тренеров, однако уверяю: не Аделаида опустила щеколду и разъярила
Балтимора!
– Почему?
– Да потому, что этого никто не делал, вот и
все.
– Ты сам себе противоречишь! То уверял меня,
что случайностей не бывает, а теперь… И в Неборсина, выходит, никто не стрелял.
И Стоумова не забивал до смерти. И не сшибал машиной Полежаева. И не…
– И не намерен топить Аделаиду – ты это хотела
сказать? Слушай, Женя, может, тебе к какой-нибудь бабке сходить, порчу снять?
Похоже, Аделаида тебя и правда заморочила. Попробуй посмотреть на ситуацию с
другой стороны.
– Это с какой же?
– Исключающей связь между всеми этими
смертями. И сразу все окажется очень просто. Вот пример: за те тринадцать лет,
которые прошли после окончания школы, трое моих одноклассников умерли. По
разным причинам. Один от рака, другой погиб в авиакатастрофе, третий оказался в
Нефтегорске именно в тот день, когда там произошло землетрясение. И что?
Прикажешь искать истоки этих несчастий в том, что мы когда-то дрались почем зря
на школьном дворе?
Женя сидела, не поднимая головы.
– Эй… – послышался осторожный оклик. –
Вздремнула, что ли?
– Да какое там, – тяжело отозвалась
она. – Конечно, по-своему ты прав, Грушин. Но ведь ты не слышал, как
Аделаида говорит о мстительности оскорбленной Смерти!
– Не слышал, – покладисто согласился
Грушин. – А почему? Потому что никто не представил мне запись твоего
разговора с мадам Пахотиной. Опять же – почему? Потому что никто, и ты в том
числе, такой записи не сделал. А ведь сколько раз было говорено – счету нет!
Женя встала. Ну что она все сидит да сидит,
кивает да кивает! Опять Грушин прав – вот скучища-то!
– Тогда оставим это, – сказала
зло. – Забудем про рассказ Аделаиды, про убитого Неборсина, про Климова,
который чудом остался жив.
– Чего ты от меня хочешь, не пойму? –
окрысился Грушин. – Климова ты спасла – так? Аделаида – дамочка с
придурью, согласна? Ну вот, видишь, как хорошо. А Неборсиным занимается
уголовный розыск. И тут мы ничем не можем помочь.
Женя вскинула глаза, но Грушин покачал
головой:
– Боже тебя упаси! Это последняя глупость,
которую ты можешь спороть.
– А что я намерена спороть? – задиристо
спросила Женя, у которой всего-навсего промелькнула в голове почти не
оформившаяся догадка, а Грушин – вот он, тут как тут, со своей способностью
читать чужие мысли. Пока и читать-то нечего!
– Ты хочешь, чтобы я позвонил моему другу в
уголовку и сообщил о тех двух непредумышленных убийствах в Хабаровске, а также
о несчастном случае с Климовым. И увязал бы все это с делом Неборсина. Угадал?
Женя посмотрела на него почти с ненавистью. Ну
что он всегда прав, как заведенный!
– И все-таки я ему позвоню, – кивнул
Грушин. – Просто затем, чтобы узнать, как продвигается расследование по
Неборсину. В последний раз, когда мы общались, он уверял, что автозаводская
версия заказного убийства выстраивается довольно четко. Ты угомонишься, если
услышишь, что связи с другими случаями тут нет и быть не может?
– Ага, – недоверчиво хмыкнула
Женя. – Ты что, духовник этого мента, что он так и выложит тебе тайну
расследования?
– Он неверующий, – усмехнулся
Грушин. – Да и какой из меня духовник? Но если человек тебе спас жизнь,
разве ты не будешь рад выполнить его просьбу, тем паче столь незначительную?
– Жизнь спас? – недоверчиво уставилась на
него Женя. – Кто кому? Ты ему, что ли? Или…
– А вот над этим, – ехидно перебил Грушин
и подтолкнул Женю к дверям, – ты поразмыслишь в приемной. Шесть секунд, и
я тебя покличу обратно. Пока что покури там с Эмкой.
– Да я не курю, ты что, не знаешь? –
уныло ответила Женя двери, захлопнувшейся прямо перед ее носом.
– Выставил? – понимающе усмехнулась Эмма,
взглянув на ее обескураженную физиономию. – Секретный звоночек? Ну до чего
же наш Грушин любит тень на плетень наводить – спасу нет! Такой умный, а дурак:
у меня же телефон параллельный! Только трубку не ленись поднимать. Если б
хотела, сто-олько знала бы! – Эмма схватилась за голову. – Однако я
живу по принципу: меньше знаешь – лучше спишь. А ты, если угодно, можешь
полюбопытствовать.
Женя нервно прохаживалась по приемной.
Конечно, Грушин еще тот тип! Обожает подцепить человека на крючок и дергать, и
дергать… Или всерьез опасается, что Женя включит диктофон и завладеет секретами
шефа? Нашел кого бояться. Если уж она начисто забыла про запись, когда была у
Аделаиды, и сам бог велел подсуетиться, то ждите, вспомнит теперь-то!
Она с отвращением поглядела на телефон и
вдруг, неожиданно для себя самой, сняла трубку. Однако там раздавалось
спокойное гудение. А между тем из-за дверей неразличимо доносился басовитый
грушинский голос. Значит, разговор все-таки имел место быть.
– Послушай, – сунула она трубку
Эмме. – Наш-то герой не так прост, как кажется!
– Вот те на! – пробормотала та с
негодованием. – Неужели по сотовому говорит? Разорит же контору! Надеюсь,
хоть это не по межгороду?
Женя поглядывала на нее искоса. Лицо у Эммы
было крупное, с резкими, выразительными чертами, и пожар негодования полыхал в
этих чертах очень ярко. С чего это ее так разобрало? Неужели только из-за денег
агентства? Почему именно сегодня прорезалась такая бережливость? Или Эмма
раздосадована, что не может наложить лапу на этот разговор? В том смысле, что
какая-то часть жизни Грушина вдруг ускользнула от ее неослабного внимания. Она
любила казаться всезнающей, между делом щеголять перед другими сотрудниками
«Агаты Кристи» информацией, которая могла быть доступна только директору или
агентам-разработчикам. Оказывается, Эмма регулярно подслушивает разговоры шефа
и даже не делает из этого тайны! С ума сошла, что ли? Если Грушин узнает, он ее
мало что уволит. Эмма говорила, меньше знаешь – лучше спишь, но знала
достаточно много. Может быть, дело даже не ограничивалось телефонными
разговорами. Не исключено, что и сейф Грушина не так уж надежен, как ему
кажется.
Женя подошла к окну, чтобы Эмма не могла
увидеть выражения ее лица, и воскликнула:
– Какая потрясающая машинка!