– А дальше?
– А дальше они вызывают милицию и сдают картину. Те
начинают расспрашивать, откуда картина могла появиться, никто, естественно, не
признается. Таким образом картина рано или поздно попадает обратно в Эрмитаж.
– А если подумают на честных людей, на студентов,
например?
– Да у них там проходной двор, а студенты всегда
отопрутся.
– Вы считаете, что я должна это сделать? – упавшим
голосом спросила Лена.
– Именно ты, и я объясню почему, – твердо ответила
Надежда. – Там молодых девиц среди студентов навалом, а вот такой тетей,
как я, кто-то может заинтересоваться. Начнут спрашивать: «А вы, дама, куда, да
к кому, да что вам здесь нужно?» В общем, я могу вызвать нездоровый интерес. А
вот в подвал, где ты картину оставила, я одна пойду, только место покажи.
– Страшно, – поежилась Лена, но под строгим
взглядом соседки постаралась взять себя в руки.
– Некогда бояться, нужно дело делать! – приказала
Надежда.
Лена взглянула на соседку повнимательнее и увидела, что тетя
Надя сегодня оживлена и глаза ее блестят, как у молодой. Впрочем, что это она,
тетя Надя никогда не казалась ей старой, хоть и была старше ее матери лет на
восемь.
Значит, так! – командовала Надежда. – Прежде всего
нужно тщательно продумать свой внешний вид.
Она выскочила в прихожую и вскоре вернулась в комнату с
ворохом одежды.
– Вот в этой куртке я езжу на дачу. Она немного
поношенная, но чистая и не рваная.
Надежда надела длинную стеганную куртку серо-зеленого цвета
и поглядела в зеркало.
– Зачем вам этот маскарад? – полюбопытствовала
Лена.
В такой курточке я смогу сойти за какое-нибудь мелкое
местное начальство – техник из ЖЭКа или мастер участка. Как еще они там
называются, не знаю. Знаешь, приходят такие тетки на работу в приличных пальто,
а потом переодеваются в старое, чтобы по подвалам хорошую одежду не трепать.
Надежда вдруг сорвалась с места, полезла в ящик письменного
стола и через некоторое время отыскала там тюбик старой ярко-красной помады.
Знаю, что не идет мне, – усмехнулась она, заметив в
зеркале Ленин критический взгляд, – но так больше на техника из жилконторы
похоже. Сюда бы еще вязаную шапочку серо-буро-малинового цвета, –
мечтательно добавила она, – или берет мохеровый… У меня, знаешь, с детства
отвращение к вязаным шапочкам, а береты просто ненавижу. Кажется, если берет
такой надену, сразу старухой стану. Так что дома ничего такого не держу.
Постойте-ка! – Лена сорвалась с места и выбежала из
квартиры.
Она вернулась минут через пять, и в руках у нее был
пресловутый мохеровый берет темно-розового цвета.
– Кто там в малиновом берете вошел в подземный
переход? – веселилась Надежда и вдруг осеклась: – Извини, я не хотела
насчет старости, это ведь твоей мамы берет…
– Да ладно вам, тетя Надя, – Лена махнула
рукой, – сейчас не об этом нужно думать.
– Замок там есть на двери подвала?
– Раньше не было, сейчас я уж и не знаю…
– Нужно надеяться на лучшее, – сказала Надежда и
стерла ярко-красную помаду. – Берем с собой куртку и берет, выходим по
одному, чтобы соседи ничего не заметили.
Надежда с Леной медленно шли по переулку, в который выходила
дверь нужного подъезда.
– Вон там, видите? – шептала Лена. – Входите,
направо будет дверь подвала, а прямо – черный ход кафе. Сейчас он, наверное,
закрыт – слишком рано. Рискнем?
– Рискнем, – согласилась Надежда.
В подъезде было сумрачно и тихо. Пахло помойкой, а из кафе
несло почему-то подгоревшей гречневой кашей.
– Каша-то тут при чем? – шепотом удивилась
Надежда.
Лена потянула ее за рукав и остановилась: на двери висел
большой амбарный замок.
– Ай, как плохо! Как же теперь?
– Спокойно! – Надежда подергала замок, и – о
чудо! – оказалось, что замок висит просто так и закрыть его давно уже
нельзя.
На всякий случай Надежда вообще вытащила замок и положила
его в уголке под ступеньку.
– Так и думала, что замок бутафорский, – ликовала
Надежда, – небось ключ давно потеряли, потому и не закрывают. Теперь
уходим отсюда быстро!
Во дворе она внезапно остановилась и уставилась на странную
машину, стоящую в дальнем углу.
– Определенно нам сегодня везет! Ты знаешь, что это
такое? Компрессор, от него работает отбойный молоток… Думала, придется искать
мужиков с кувалдой, а так даже лучше, дешевле обойдется. Видно, стенку ломали,
чтобы трубу починить, так он с тех пор и стоит.
Они прошли чуть дальше, где стояли две шеренги аккуратных
ларьков, а в конце, за ларьками, стыдливо притулился платный туалет. Там в
кабинке Надежда живо переоделась в дачную куртку и берет, не забыла накрасить
губы жуткой помадой. В ларьке они купили две бутылки дешевой «Столичной»
тихвинского завода.
– Погуляй тут, возле ларьков, – велела
Надежда, – в ту сторону ни ногой, да смотри сумку крепче держи, чтобы не
сперли, а то пальто у меня хорошее, жалко…
* * *
Двое работяг толклись возле допотопного ржавого компрессора
и лениво препирались с лысым прорабом: в кожаной короткой курточке и с
незажженной сигаретой, намертво впечатанной в угол рта:
– Петрович, дак ты сам-то глянь, тут работы до вечера!
Ты ж сам-то погляди, шпиндель же у ей не фу рычит!
Прораб с тоской переводил взгляд с небритых и опухших по
утреннему времени физиономий своих орлов на таинственный шпиндель, не
фу-рычащий в недрах компрессора. Наконец он взглянул на часы, охнул, махнул
рукой и сказал:
– Ну, Тудыев, под твою ответственность! Чтоб к обеду
починили! Я на четвертую побежал, там аврал – бетономешалка встала!
С этими словами он исчез, подняв пыльный смерч. Тудыев,
толстый одутловатый мужик лет пятидесяти, на правах старшего вытащил из кармана
десятку и протянул ее своему маленькому кривоногому напарнику:
– Ну, Павлуша, одна нога здесь, другая в стекляшке.
Возьмешь там нашу любимую.
– Закуси не надо? – на всякий случай осведомился
Павлуша.
– Мы что с тобой – жрать пришли? – назидательно
пробасил Тудыев. – Мы, Павлуша, на работе!
Павлуша изготовился было к бегу на среднюю дистанцию, как
вдруг из соседней подворотни послышался негромкий, но отчетливый окрик:
=– Дяденьки! Выпить хотите?
Кривоногий Павлуша споткнулся, а Тудыев крякнул от такого
бессмысленного вопроса:
– Как же не хотеть, девонька? А че те надо-то?
Надежда, а это была именно она, выглянула из подворотни и
помахала поллитровкой. Павлуша двинулся к ней как загипнотизированный. Более
медлительный и задумчивый Тудыев не тронулся с места, но глядел на поллитровку
с закономерным оживлением.