Была обычная семья, в меру дружная, в меру обеспеченная.
Никогда не слышали соседи из их квартиры скандалов. Года четыре назад Ленины
родители развелись. Отец переехал, а Лена с матерью остались в этой квартире. И
тоже все было тихо-мирно, никаких ссор и раздела имущества. Ленина мать если и
имела подруг, то не в доме, с соседками не делилась своими женскими проблемами.
Девочка у нее росла серьезная, хорошо училась, готовилась к поступлению к
университет. Надежда вспомнила: в прошлом году Лена потеряла ключи от квартиры,
а мать ее куда-то уезжала на два дня, и Лена жила у Марии Петровны – не бросать
же девчонку на улице. Вот тогда они с Надеждой и познакомились поближе,
поболтали вечерком. Надежде девочка понравилась серьезностью и
рассудительностью. И хотя видно было уже сейчас, что девочка хорошенькая, а
вырастет при надлежащем уходе из нее просто красавица, зоркие глаза Марии
Петровны не могли заметить ничего предосудительного – бывали у нее друзья,
мальчики, конечно, заходили, но все было прилично, никаких гулянок и топтаний в
подъезде.
Но все же, неужели так легко украсть картину из Эрмитажа? Да
запросто, ответила Надежда самой себе. Там, как и везде у нас,
бесхозяйственность и безответственность, все делается по инерции. Вот и
дождались, что уперли картину среди бела дня. И кто? Никакие не
преступники-рецидивисты, не мафия, а дети. Вернее, один наглый и шустрый
несовершеннолетний мерзавец.
Лена описывала уже, как Денис стал совершенно невменяем,
когда услышал по телевизору, что картина, которую они, то есть он украл, стоит
миллион долларов.
– Вранье! – перебила Надежда. – У меня
знакомый есть, он в Академии художеств раньше преподавал, так он говорит, что
красная цена той картине – тысяч пятьдесят, долларов, конечно.
– А зачем же они про миллион врали? – ахнула Лена.
– Кто их знает, – Надежда пожала плечами, –
милиция разве в искусстве разбирается? Кто-то ляпнул, они и повторили. А может,
еще какие-нибудь у них были причины… Только пятьдесят тысяч долларов для твоего
Дениса тоже огромные деньги, так что он все равно бы завелся и глупостей
наделал.
– Да, начал трепаться как полный идиот, переговоры,
видите ли, вел о продаже картины. Удивляюсь, как ему поверили те бандиты,
впрочем, они такие же дураки, как он, – вздохнула Лена.
Она подробно рассказала о том, как в квартире Дениса
побывала милиция.
– А они-то откуда узнали? – Надежда даже
всплеснула руками, отчего рыжий кот Бейсик, удобно устроившийся у нее на
коленях, очнулся от сладкой дремы и с негодованием спрыгнул с колен хозяйки.
– Вот и я все думала, откуда милиция узнала, –
заговорила Лена, – а потом сообразила, что это бармен им сообщил. Он… как
это, осведомитель. Вот подслушал, как те бандиты у Дениса про картину
спрашивали, и сообразил, чем дело пахнет. Он еще раньше за нами следил и все
косился, прислушивался… отвратный тип!
– Невероятно! – Надежда Николаевна одним махом
отправила в рот следующую четвертинку пирожного. – Рассказывай, рассказывай
дальше! Только ничего не пропускай.
И Лена долго пересказывала ей, как она общалась с
представителями милиции.
– Ну, девочка, ты просто гений! – восхитилась
Надежда. – Так ловко сумела с ними справиться. А что, действительно нельзя
допрашивать несовершеннолетних после одиннадцати часов?
– Понятия не имею, – Лена пожала плечами, –
но раз они поверили, значит, правда. А вы, Надежда Николаевна, мне верите?
Верите, что я ничего не придумываю?
Надежда в задумчивости уставилась на оставшуюся половину пирожного,
потом решительно встала, налила себе еще чая, быстро съела пирожное и отставила
чашку.
– Верю! – твердо ответила она. – Во-первых,
придумать такое невозможно, а ты всегда была девочкой серьезной, во-вторых, я
вчера вечером видела, как тебя подвезли на милицейской машине. И, кстати, очень
этому удивилась. А теперь не удивляюсь. Но все же… больно гладко получается.
Денис ловко эту картину украл, ты ловко спрятала ее в подвале. Хорошо бы на нее
посмотреть… хотя если я возьму ее в руки, то немедленно стану соучастником
кражи. Но… велик соблазн, а человек слаб. – Она весело рассмеялась. –
Да и не место картине в гнилом подвале.
– Да вы же главного не знаете! – Лена вскочила с
места, в свою очередь согнав с колен устроившегося поспать кота Бейсика, чем вызвала
бурю недовольства – хозяйке Бейсик прощал такое недостойное поведение, а
посторонним людям прощать не собирался. Негодующе фыркнув, кот удалился в
комнату плавным шагом, держа строго вертикально пушистый рыжий хвост.
– Что еще произошло? – встревожилась Надежда.
– Сегодня я пошла в тот подвал, и, представляете, они
заделали ту дырку! То есть раньше они стенку сломали, чтобы до трубы добраться,
а теперь снова заштукатурили! И картина осталась там!
– Ты уверена, что ее никто не видел?
Уверена, ее из-за трубы не достать так просто, если не
знаешь, не заметишь.
– Замуровали, значит, – резюмировала Надежда
Николаевна. – Тебя там кто-нибудь видел?
– Да видели работяги, я им наврала, что котенка
ищу, – отмахнулась Лена. – Они стали издеваться, страсти разные
рассказывать, я от этого и в обморок упала.
– Слишком много на тебя в последнее время
свалилось, – согласилась Надежда, – вот нервы и не выдержали. А
вообще-то ты зря туда ходила, бармен этот мог тебя заприметить.
– Зато теперь вопрос решился сам собой! Как говорится:
нет картины – нет проблемы.
– Да… – задумчиво пробормотала Надежда, глядя на пустую
тарелочку от пирожных. – Вот в этом, девочка, ты глубоко ошибаешься. Лежит
она, эта картина, замурованная в стену, и, как говорили в старинных романах,
ждет своего часа. Лет эдак через пять, а учитывая аварийное состояние нашей
канализационной системы, и гораздо раньше, труба снова может прохудиться на том
же месте. И картину найдут, если она не сгниет, конечно.
– Не сгниет, – мрачно проговорила Лена, – она
в полиэтиленовом пакете.
И как только ее найдут, карусель вполне может завертеться
снова – милиция начнет искать виноватых. Но вообще-то, если здраво рассуждать,
то тебе нужно бояться не этого. Если даже картину найдут какие-нибудь работяги,
то могут просто не обратить внимания, кинут куда-нибудь, во всяком случае, в
милицию сообщать не будут. Это сейчас каждый ребенок знает, какую из Эрмитажа
украли картину и что на ней изображено. А скоро все про это забудут – мало, что
ли, других новостей! Вон, говорят, квартплату скоро опять повысят.
– А чего же мне тогда бояться?
Не чего, а кого, – Надежда наставительно подняла
палец, – а бояться тебе надо твоего знакомого молодого человека Дениса,
вернее, не его самого, а его длинного языка. И еще его скверного характера. Вот
придут к нему домой обманутые бандиты, изобьют посильнее прежнего и
проболтается он им о тебе и о картине. Или милиционеры допросят Дениса с
пристрастием. Тебя с ним не будет, он и расколется. Все расскажет, как было. А
уж с его слов и тебя, не дай Бог, прихватят. И как почувствуют они там в
милиции, что дело их правое, так за тебя возьмутся, что хочешь не хочешь, а
признаешься, что была с Денисом. Вот и все, можно дело передавать в суд.