– Одной пули? – переспросил Мейсон.
Она кивнула.
– Я попыталась как-то все это замять, но про себя решила,
что разузнаю, кто такой, собственно, этот полицейский. А напасть на след я
могла только в усадьбе Бакстера: он, наверное, там что-то расследовал.
– И что вы сделали?
– Доехала до усадьбы Бакстера, считая, что у меня достаточно
времени, чтобы успеть приехать туда, навести справки, а потом вернуться и
прийти к вам в назначенное время, в десять тридцать.
– И что же случилось?
– Ворота были открыты. Я подъехала к дому. Позвонила в
дверь. Никто не открыл. Тогда я развернула машину…
– Почему вы не шли пешком?
– Я боялась собак. Решила, что, если там есть сторожевая
собака, лучше сидеть в машине.
– Понятно. Дальше.
– Я объехала вокруг дома, но не хотела ставить машину прямо
на дороге, так что стала потихоньку разворачиваться и отъезжать к обочине. Вы
помните, вчера шел дождь, и трава у дороги была сырая. Задние колеса у меня
оказались слишком далеко от дороги, одно из них соскользнуло, и, когда я
попыталась выйти из машины, колесо крутилось. Я все же открыла дверцу, вышла и
направилась к дому. И тут увидела, что из высокой травы около кустов торчит
мужская нога в штанине и ботинке. Тогда я прошла пару шагов вперед и увидела
другую ногу, вроде бы скрюченную. Я раздвинула кусты и тут же наткнулась на
мертвое лицо Фелтинга Граймса.
– Он был мертв?
– Мертвее некуда.
– Вы до него дотрагивались?
– Да, я наклонилась и дотронулась до его лица. Оно было
холодное.
– Почему вы решили, что его убили?
– Да потому что грудь у него была пробита пулей.
– Так, – сказал Мейсон, – продолжайте. Давайте послушаем
финал. Что вы сделали?
– Я до смерти перепугалась. Побежала обратно к машине, села
в нее и попробовала завести. Колеса немного покрутились вхолостую, потом я
выехала на дорогу и выбралась наконец оттуда.
– А револьвер? – спросил Мейсон.
– Из-за револьвера я совсем потеряла голову. Выезжая из
ворот усадьбы, я снизила скорость. У ворот росли какие-то кусты. Я вышла из
машины и забросила револьвер туда как можно дальше. Потом снова села за руль и
поехала к Нелл, чтобы сказать ей… но тут вспомнила, что мне нужно к вам, и… и
вот я здесь.
Мейсон бросил взгляд на свою клиентку, потом на Деллу Стрит
и сказал:
– Вы знаете, Гвинн, я вспомнил, что о вас говорила ваша
подруга Нелл Граймс.
– Что же?
– Что вы не умеете врать.
Гвинн покраснела. С недовольным видом она поднялась было со
стула, но тут же снова уселась в напряженной позе на самый краешек.
– Меня это возмущает, мистер Мейсон!
– Эта ваша история… – начал Мейсон.
– В ней все правда, – перебила она. – А возмущает меня,
когда говорят, будто я не умею врать. Я первоклассная врунья, и уж если бы я
выдумала какую-нибудь историю, она звучала бы куда правдоподобнее, чем эта, и
была бы гораздо интереснее. Конечно, очень странно, что полицейский подсовывает
мне через окно машины револьвер, чтобы я защищалась от его же приставаний, но ведь
он понимал, что иначе я его не впущу, а ему нужно было, чтобы я его впустила.
Он не знал, что делать… Я говорю правду!
– Ну ладно, – мрачно заключил Мейсон. – Вы моя клиентка. Я
должен действовать исходя из того, что вы говорите правду. Если вы лжете,
считайте, что путевка в газовую камеру у вас в кармане. Вы это понимаете? Самая
дорогостоящая ошибка, какую только можно совершить, – это ложь своему адвокату.
Это все равно как если бы пациент лгал своему врачу. Я понятно выражаюсь?
Она кивнула.
– У меня нет времени, чтобы допрашивать вас с пристрастием.
Я должен действовать, предполагая, что вы мне не лжете, и держаться этого до
конца. Если вы мне солжете, то все, что я сделаю, чтобы защитить вас, вернется
к вам как бумеранг и обернется против вас. Понятно?
Она снова кивнула.
– Ладно, – сказал Мейсон. – У вас есть список клиентов,
который вам сообщают каждый день по телефону? У вас есть клиенты?
– Конечно, есть. У меня еще целый день впереди.
– Идите к своим клиентам.
– А разве я не должна… Разве нам не нужно сообщить, что я
нашла труп и…
– Делайте, что я вам сказал, – перебил ее Мейсон. – Уходите
из конторы и начинайте обход клиентов.
– А как же труп?
– Вы сообщили мне, что нашли труп. Я ваш адвокат и
позабочусь обо всем сам. Поймите, я не хочу, чтобы вы совершали поступки,
которые можно расценить как попытку к бегству. Занимайтесь своей работой.
– И ничего не говорить Нелл?
– Ни одной живой душе! Из-за особых обстоятельств этой
смерти, из-за вашего открытия, что Нелл Граймс, возможно, жена двоеженца, что
Фелтинг Граймс на самом деле Фрэнклин Гиллетт и что миссис Гиллетт – его первая
и, следовательно, законная жена, – из-за всего этого вы должны полностью
довериться мне и следовать только моим указаниям. Идите и продавайте свои
книжки. Не звоните Нелл. Ни с кем не входите в контакт до конца дня. Действуйте
по своему обычному распорядку, а когда кончите работу, возвращайтесь домой.
– Как ни в чем не бывало?
– Именно как ни в чем не бывало, – повторил Мейсон. – Если вам
до того момента никто не позвонит, я буду ждать вас у дома Граймсов или попрошу
кого-нибудь подождать вас там. А теперь идите.
Гвинн Элстон поднялась, машинально разгладила юбку на
бедрах, направилась к двери, потом обернулась, улыбнулась через плечо Перри
Мейсону и проговорила:
– Честно, мистер Мейсон, я вам сказала чистейшую правду.
Если бы я врала, поверьте, у меня получилось бы гораздо лучше.
– Будем надеяться, – ответил Мейсон, и Гвинн выплыла из
комнаты.
Мейсон кивнул Делле Стрит:
– Зайди к Полу Дрейку. Скажи ему, что нам нужно узнать имя
полицейского, машина которого стояла около усадьбы Бакстера вчера вечером. Мы
должны иметь сведения прежде, чем кто-либо другой. Еще нужно узнать, кто из
работников автосервиса в Виста-дель-Меса ездил к усадьбе Бакстера и менял
колесо на автомобиле. Пусть Пол Дрейк займется этим вплотную. Скажи ему, чтобы
он собрал нужных людей, а потом пришел сюда, чтобы я рассказал ему подробности.
– А как же труп? – спросила Делла. – Разве вы…
– Я поговорю с лейтенантом Трэггом из отдела по
расследованию убийств, – пообещал Мейсон. – Попроси Герти связаться с ним,
когда пойдешь мимо. Потом иди к Дрейку и берись за дело.