Прага - читать онлайн книгу. Автор: Артур Филлипс cтр.№ 75

||||И хотя мы видим во многих венграх естественную зависть к нашему богатству, нашему покою, нашему помилованию от Истории, даже в глазах побежденных все же остается своя гордость, и она оправдана. Даже у тех, кого сломили, кто пошел на компромисс, кто прислужничал, кто сбился с пути, кто думал, будто поступает правильно, поступая плохо, или знал, что поступает плохо, но чувствовал, что у него нет выбора, кто воспользовался преимуществами того времени и теперь раскаивается или просто, задыхаясь от гнева, получает возмездие — даже в глазах этих людей я замечаю что-то сильно похожее на снисходительность: нас не проверяли, и они это знают. Нам никто не предлагал прислужничать, чтобы спасти друга, отличать темно-серое от темно-серого. Даже те, кто не выдержал, становятся как будто выше, когда смотрят на нас, которые даже не пробовали выдержать. Они не только завидуют нам. Они и смеются над нами. И я не могу сказать, что они неправы.||||

Может, она и сейчас с Брайоном, взяла выходной лениться и любиться под липкими простынями и открывать окна, голой и медлительной нести холодное питье? Та лысая девчонка здесь.

Тут, в привычных условиях, Джон соображает, что на самом-то деле несколько раз видел Ники в редакции, она вот так входила в отдел новостей, с папками подмышкой, тонкая и агрессивно элегантная в блейзере, футболке, берете, джинсах и солнечных очках.

— Развлекись! — говорит она и бросает Джону на стол огромную папку из вытертой кожи, завязанную на углах толстыми черными шнурками с разлохматившимися кончиками. — А мне нужно убедить нашего парня из колоний что-нибудь взять отсюда.

Ники хлопает по второй папке, один раз стучит в дверь и входит в кабинет редактора.

«Нашел и вернул, понял?» — приписано у телефонного номера на почтовом ярлыке на внутренней стороне обложки. Джон переписывает номер.

Первая фотография в стопке — большой, размером с газетную страницу, черно-белый аккуратно смонтированный коллаж: в большом зале несколько сотен советских правительственных чиновников — жирных, недовольных, в одинаковых костюмах, — сидят и внимательно смотрят на оратора, который стоит на трибуне с красочными серпом и молотом на передней стенке. Оратор — высокий русский военный чин, маршал в мундире, на груди забрызганном медалями и орденскими планками и цветением затейливых эполет. На трибуне лежит его фуражка — огромная русская военная фуражка, похожая на наклонившуюся суповую тарелку с козырьком. С необыкновенно серьезным и напряженным лицом маршал тычет указкой в висящий у него за спиной огромный экран. На экране для сотен аппаратчиков спроецирован мультипликационный персонаж — человекоподобная мышь в двуцветных туфлях и глухо застегнутой нарядной рубашке. Мышовы короткие штанишки, однако, спущены на лодыжки, потому что мышь яростно мастурбирует. Бусинки мультипликационного пота летят с его лба и больших черных ушей. Глаза крепко зажмурены в диком исступлении, одна маленькая четырехпалая лапа стискивает мультипликационный член, а вторая высоко поднимает портрет Константина Черненко, одного из последних и покойных генеральных секретарей Советского Союза.

Следующая фотография в папке — поменьше, тоже черно-белая: молодая пара сидит на груде булыжника, битого кирпича и остатков мебели от какого-то взорванного здания. Они сидят перед камерой бок о бок, только повернулись друг к другу для поцелуя. Его болтающиеся ноги — в вельветовых брюках, выше — простая белая рубашка, обут в рабочие ботинки с развязанными шнурками, на шее платок. На ней длинное платье и черные туфли, лодыжки скрещены. Видно, что они сильно влюблены друг в друга. Глаза у них закрыты. Два солдата непонятной национальности дерутся слева от них. Правый солдат только что вогнал штык противнику в живот. У него убедительно-свирепое лицо: пот и сажа, исхлестанные страхом и ненавистью. Его жертва схватилась за клинок, погружающийся в ее кишки. Глаза у второго солдата широко распахнуты в мольбе.

— Вот это моя настоящая жизнь.

Ники вернулась неслышно.

— Мне нравится. Мне правда понравилось.

— Да? Серьезно? — Видно, что она безусловно и искренне тронута этим одобрением, которое пробулькало на его губах не осознаннее, чем слюна. — Как здорово это слышать. Боже, как здорово.

Джон не может придумать, чего бы умного сказать о ее работах, но ее радость заразна, и Джон доволен эффектом своей похвалы. Она открывает другую папку — для газеты, — ставшую только что на пять снимков легче, и кладет на стол. Ники встает позади Джона, навалившись на спинку его кресла, кладет руку ему на плечо и медленно перелистывает перед ним фотографии. Рука Джона плывет вверх и ложится на руку Ники, и он смотрит, как сменяются фотографии.

Более традиционные репортажные снимки: политики ораторствуют на ту или другую взаимозаменяемую тему; витрины новых сверкающих магазинов; советские танки выкатываются из Венгрии через сорок лет после прибытия с половинками русских, которые улыбаются и машут на прощание из открытых люков; потные участники популярной венгерской техно-роковой группы визжат в стробоскопах. Художественные сюжеты или бытовые сцены: стилизованный ночной снимок анимированной неоновой рекламы, осветившей один из будапештских проспектов — дымятся чашки неонового кофе, медленно подмигивают курильщики, — марками, которым суждено просуществовать какие-то месяцы; чумазые лица цыганских детей, сидящих в грязи: их усталые глаза, кажется, знают, что они — одновременно потомки и прародители бесчисленных поколений обездоленных детей, которым пришлось или еще предстоит позировать бесчисленным поколениям сочувствующих, но бессильных фотожурналистов; соседство западных бизнесменов и венгерских крестьянок, иронически пойманное объективом в очереди в «Макдоналдс».

Джон бросает через плечо новые комплименты только затем, чтобы посмаковать радость, которую они рождают в Ники, радость, которая так обаятельна, что Джон подумывает, уж не трюк ли это, который она исполняет по необходимости.

— Если тебе правда понравилось, у меня в студии есть еще. Какого, мы решили, ты роста? Пять и десять? Десять с половиной?

Чарлз целый день набрасывал и переписывал свои заметки к совещанию инвесторов и бизнес-планы «Хорват Холдинга». Он закрылся в кабинете и велел Жуже не мешать. Около пяти он пробрел мимо кабинета предсказуемо сонного вице и позволил пригласить себя внутрь для бессмысленного разговора.

— Чарли, у меня через восемнадцать минут начинается пятидневный уикэнд. Выпадаю из обоймы до вторника. В Вену. Венские малютки. Единственный плюс работы в этом болоте.

— Ну, и еще зарплата.

— И внимание прессы, — подытожил босс.

Игривое солнце, прыгая из облака в облако, мгновениями освещает медные детали и стеклянный колпак драгоценного антиквариата вице — биржевого телеграфа 1928 года.

— Да, я вот вспомнил — хотел кое-что у вас спросить, — спохватывается Чарлз, уже повернувшись к выходу. Чем небрежнее сейчас прозвучит его вопрос, тем круглее и надежнее будет прикрыта его задница потом, если что-то пойдет наперекосяк. — Тот проект с издательством, помните? Парень из Австрии? Раз мы его не захотели, я подумал, я бы порекомендовал ему другие варианты финансирования, может, представил бы кое-кому. Мне этот парень как-то понравился, и я хочу ему помочь, понимаете? Не возражаете?