Прага - читать онлайн книгу. Автор: Артур Филлипс cтр.№ 72

Махнув рукой на актерство, Брайон в итоге оказался в рекламе, и до сих пор там, и весьма преуспевает.

— Если я скажу тебе, Джонни, сколько денег я сделал, ты начнешь кашлять кровью, как чахоточный.

Брайон описывает свою работу в креативном отделе большого нью-йоркского агентства, в секции, которая нацелена на «тех, кого мы по нашей таблице одиннадцати групп классифицируем как „якобы волков-одиночек“»:

— В принципе, потребительские привычки каждого отдельного человека можно отнести к одному из одиннадцати типов. Это научный факт. Каждого человека на земле. Настоящие волки-одиночки на рекламу, конечно, не реагируют, но на всей планете таких не больше дюжины. А вот якобы волки-одиночки — другое дело. Очень большая ответственность, покупательная способность на миллиарды.

Джон наблюдает, как внимание Эмили льется на новичка, и тот тянется им упиться.

— С ЯВО главное — играть на бунт, чрезмерную эксцентричность и антисоциальную, даже патологическую грубость. Мы называем это «внутренними маркерами самооценки ЯВО». Вот, например, для «Пепси» я написал рекламу — ладно, честно сказать, это была командная работа, — ту, где парень, скрестив руки, облокачивается на заборчик, и на экране нет никакой колы: видно, что парень сердится, и он говорит: «Отвалите от меня с этой вашей дрянной мишурой. Я буду пить, что захочу, потому что я пью для себя, а не для болванов с Мэдисон-авеню, которые думают, будто знают все про мое так называемое поколение». И он выставляет пальцы, вот так, чтобы поставить кавычки вокруг поколения. Потом плюет, и экран темнеет, и ты видишь логотип «Пепси». Очень круто.

Пока Брайон говорит, все, даже Чарлз, склоняются к нему, будто он — только что прибывший в скучные болотистые леса Нового света посланец из Европы, принесший новости о родных, о городах, о королевском дворе.

— Все еще девственник? — при всех спрашивает Брайон у Джона.

— А как же! — отвечает Джон в ужасе, с особенным смешком, которым надеется замаскировать тему и загипнотизировать друзей. — Ты тоже?

— Невероятно! — рычит Скотт, когда локоть толпы, обтекающей кушетку, толкает его руку со стаканом.

Брайон отходит к бару и через несколько минут возвращается со стаканом и с парнем не старше девятнадцати-двадцати.

— Тебе надо поговорить вот с этими людьми, — говорит он. — Они — самый надежный источник, — и представляет Неда, который приехал в Будапешт на три дня, чтобы обновить венгерские главы экономного путеводителя, который издают студенты в его колледже. Нед косой на один глаз, а кроме того, подкошен разницей в часах, дымом, бессонницей и дорожными приключениями. На нем льняная рубаха, шорты-обрезки и футболка с греческими буквами студенческого братства, в треугольнике букв три волка курят сигары и облизываются, завидев ягненка в синем берете с кисточкой и дырками для черных ушек. На каждом из волков такая же майка, как на Неде, и так до бесконечности, или, по крайней мере, до физического предела разрешения шелкографии. Джон успокаивается: Нед — любовник Брайона, и за Эмили нечего бояться.

— Эй, — кричит Брайон Эмили — очевидно, только что сообразив, — не хочешь пойти вниз потанцевать?

Нед остается с четырьмя мужчинами и, ободряемый Чарлзом, предлагает, как новоприбывший, купить всем выпивку — предложение, которое все четверо благодарно принимают. Нед возвращается с напитками и сквозь гам кричит, что попал в трудную ситуацию, потому что не знает никого, кто по-настоящему живет в Будапеште, а только таких же рюкзачников, как он сам, и вот только что наудачу спросил того парня Брайона (о нет), потому что тот выглядел таким местным, но он тоже оказался туристом, а уже третий день из Недовых трех дней, и завтра ему надо спешить на большой аттракцион (в Прагу) и не могли бы они помочь ему с обновлениями его книжки?

Скотт агрессивно мотает головой и кричит:

— Всегда появляется хорек, Нед. Он приходит в хорошее место, где людям хорошо, и притворяется, что ему тоже хорошо, а потом уходит и рассказывает про это место другим хорям, и тогда через месяц их являются целые орды, и дышать невозможно из-за хорячьего говна, которое везде навалено.

Здоровым глазом Нед скачет туда-сюда в поисках союзника или объяснения, а вторым глазом равнодушно скользит над их головами.

— Я не буду в этом участвовать, — сердито говорит Скотт и немедленно спиной вперед засасывается в толпу.

— Не обращай на него внимания, — говорит Чарлз. — Валяй! Мы все живем тут не один год. Мы тебя прикроем, Недди.

Парнишка с облегчением благодарно улыбается. Достает из рюкзака большую записную книжку и пачку отксеренных карт и списков, и начинает бодро записывать все вранье, какое только могут выдать Чарлз, Марк и Джон.

— Гей-клуб, — говорит Марк про добрых три четверти озвученного Недом списка ночных клубов. — Голубой. Голубой и садо-мазо. Нормальный, но с уклоном. Голубой. Для бисексуалов и интересующихся.

Нед выказывает некоторое удивление такой пропорцией. Марк жмет плечами:

— У каждого поколения свой Содом. По каким-то причинам Будапешт сейчас стал самым голубым городом Европы.

— Я бы не стал писать цены в форинтах у этих отелей, — говорит Чарлз, заглядывая в Недовы записи. — Страна официально переходит на американские доллары через восемь месяцев. Это решено.

— У тебя уже был случай побывать в зубном музее? — Джон печатными буквами пишет на страничке «Стоит побывать» Скоттов адрес. — Самое большое в мире собрание слепков зубов знаменитых людей. Гипсовые модели — зубы Сталина, Наполеона и все такое. Симуляции, увеличенные фотографии. Там можно пройтись ниткой по восковой модели в натуральную величину и посмотреть, что за пакость выловишь из зубов Ленина, например.

— В войну там многое погибло, — вздыхая и с грустью покачивая головой, говорит Марк.

Пока Чарлз подробно описывает фантастический вид со зрительской галереи товарной биржи, где венгерские бизнесмены в костюмах продают (а иногда и забивают) настоящий живой скот в операционном зале, в офисном здании в центре города, и буквально торгуют свиными потрохами, а Марк влезает с описанием публичных секс-павильонов, которые раз в год, на день Святого Жольта, с восхода до полудня открываются в венгерских деревнях вот уже шестьсот лет, и Нед изо всех сил торопится записать, предвкушая место редактора уже на третьем курсе, Джон опять чувствует у себя на плечах отделенные от тела руки, которые сползают ему на грудь, потом массируют живот.

— Ты здесь, ищешь сладких удовольствий, дорогой братец, — шепчут ему в ухо, и Джон видит, что Чарлз смотрит на него и на его невидимую, но очевидную массажистку, склонив голову в зарождающейся радости.

— Искал, да. — Джон отвечает громко, для Чарлза. — Он только что пошел за выпивкой и сказал, что надеется, ты сегодня появишься. — Джон машет рукой туда, где последний раз видели Скотта.

— Жалко. Нам надо бы планировать умнее, любимый братец, — раздается шепот, на сей раз сопровождаемый кратким мокрым вторжением в слуховой канал — не иначе язык. Джон резко наклоняется вперед, чтобы освободиться и спрятаться от Чарлза, который все глазеет на них, не скрывая любопытства и веселья. Джон поворачивается, чтобы продолжить открытый разговор с остальной Марией, но ее уже всосала обратно пульсирующая масса.