«Получится сугробик. А если полить его водой – то горка».
Сумка при падении отлетела в сторону, и Катя, сжав зубы,
попыталась дотянуться до нее. Получилось это только с третьего раза, потому что
боль была невыносимой: казалось, что кто-то со всего размаху ударяет ее тупой
иглой в позвоночник. Подтащив сумку, Катя долго лежала, прижимая ее к себе и
тяжело, прерывисто дыша. Затем кое-как вытащила телефон и набрала номер
«Скорой».
Артур примчался в больницу вечером. Долго сидел возле Кати, расспрашивал
ее, потом искал врачей, допытывался у медсестры о диагнозе и прогнозах и в
конце концов вернулся обратно и сел около кровати с отрешенным лицом.
– Слушай, – сказал он наконец, и в речи его
прорезался акцент – совсем как у младшей сестры. – Ты, главное, не бойся.
Мы тебя вылечим. Деньги найдем. Все сделаем. Главное – не бойся.
«Я и не боюсь», – хотела сказать Катя, но боль снова
проткнула иглой, и она стиснула зубы. На самом деле ей было страшно. Она
помнила перепуганное лицо приехавшей днем мамы, ее долгий разговор с врачом
после того, как Катю осмотрели и просветили на каком-то большом гудящем
аппарате, мамино заплаканное лицо. Слова Артура успокаивали Катю, и ей отчаянно
хотелось, чтобы он остался. Но Артур ушел, пообещав забежать на следующий день.
Началось долгое и мучительное лечение. Катя не хотела
слушать подробностей об операции, которая ей предстояла. Она не понимала,
почему ее здоровое молодое тело приковано к кровати всего лишь из-за какого-то
падения на лед. Она не хотела думать о том, что будет после операции. Врачи
произносили слово «реабилитация» так, как будто все уже позади, но она
понимала, что на самом-то деле все только начинается. Мама подолгу
разговаривала с врачами и один раз призналась дочери, что собирается занять денег
на работе. У Кати не было иллюзий о бесплатности отечественной медицины, но
слова мамы поразили ее, и она заплакала – первый раз после падения. У кого мама
будет занимать деньги? У таких же, как она сама, терапевтов, работающих в
поликлинике маленького провинциального городка? Смешно.
И тогда Артур показал себя с такой стороны, что Ирина
Степановна прониклась к нему горячей благодарностью и уважением. Катя ни слова
не говорила ему о намерении матери занять денег, и потому для нее было вдвойне
удивительно, когда в разговоре с врачом выяснилось, что Артур оплатил операцию
и послеоперационный уход. После этого все завертелось так быстро, что Катя не
успела опомниться – а ее уже готовили к операции, и ласковая пожилая медсестра
бормотала что-то ободряющее на ухо, делая ей укол.
Полтора месяца спустя Катя вышла из больницы – сама. Ее
предупреждали, что возможны осложнения, но все обошлось. Она могла ходить,
бегать, и только на прыжки и любые тренировки на полгода было наложено
ограничение.
Артур сделал ей предложение, когда Катя еще лежала в
больнице. Она пыталась отшутиться, но он был серьезен и настойчив.
– Подумай – польза будет для всех, – убедительно
говорил Артур. – Тебе лучше жить у нас, потому что ты, милая, не будешь ни
готовить, ни убираться. От моего дома ближе до института. И, в конце концов,
хоть это и не главное, я люблю тебя.
И улыбнулся так широко и обаятельно, что Катя не удержалась
и поцеловала его. Господи, он так помог ей, а она еще о чем-то думает,
сомневается! Ведь ясно же как божий день, что ей не найти человека надежнее и
заботливее Артура!
Свадьбу назначили на конец апреля. От самого торжества в
памяти у Кати не осталось ничего, кроме воспоминания о букете роскошных алых
роз, которые привез Артур. Она боялась испачкать стеблями подол свадебного
платья, взятого напрокат, и мама придумала обернуть цветы в первую попавшуюся
нарядную бумагу. Это оказалась оставшаяся после Нового года упаковочная фольга,
на которой олени везли в тележке упитанного Санта-Клауса, похожего на
поросенка, и так с Санта-Клаусом Катя и вышла замуж.
Первые пару месяцев совместной жизни с Артуром и его семьей
она чувствовала себя странно – как будто надела приличную одежду с чужого
плеча: вроде бы все хорошо сидит, красиво смотрится, но «не твое». Муж работал
с утра до вечера, Катя целыми днями усиленно занималась в его комнате (она так
и не воспринимала ее пока как «свою»), потому что договорилась с
преподавателями в институте об индивидуальной сдаче сессии, чтобы не брать
академический отпуск. Дома постоянно находилась свекровь, и ее
доброжелательность и забота иногда казались Кате чрезмерными. Но она тут же
укоряла себя за нехорошие мысли, напоминая, что такая свекровь – золото,
сокровище, которое нужно ценить. Сына Диана Арутюновна обожала, прощала Артуру
все и даже готовила ради него нелюбимую ею жареную рыбу, от которой пахло на
всю квартиру и лестничную клетку в придачу. Свекровь заставила и Катю научиться
жарить камбалу и треску – мягко, но настойчиво приговаривая, что сама она не
вечна, а жена должна уметь угождать мужу.
К ужину с работы возвращалась Седа. От нее всегда сильно
пахло дешевыми сладковатыми духами, и Катя старалась не морщить нос, когда та
подходила к ней поздороваться. Седа либо оживленно болтала на всевозможные
темы, либо, наоборот, забивалась в кресло под торшером и молчала весь вечер,
изредка кидая косые взгляды на невестку. Катя уходила в комнату мужа, однако
свекровь деликатно, но твердо объяснила: у них в семье это не принято. Все
женщины вечерами занимаются домашними делами и ждут главу семьи – то есть
Артура. Если Кате нужно учиться, пусть занимается в зале, они с Седой не будут
ей мешать. А если нет, то пусть либо помогает готовить ужин, либо делает
что-нибудь полезное. Но только – вместе со всеми.
Иногда Катя пыталась пойти в гости к подружкам, но Диана
Арутюновна и здесь была непреклонна: замужняя женщина должна проводить вечера
либо с мужем, либо со своей семьей. А ее семья теперь она с Седой. Да и негоже
девушке одной ходить поздно по темным дворам.
Катя понимала, что со своим уставом в чужой монастырь не
лезут, и слушалась свекровь. Да и Артур не раз говорил ей, что у их семьи есть
свои традиции, и ему было бы очень приятно, если бы Катя их уважала. Она и не
думала не уважать, но каждый раз получалось, что ее желание побыть в
одиночестве расценивается как посягательство на традиции. В конце концов Катя
махнула рукой и стала придерживаться того порядка, который был заведен в доме
Ашотянов. А с подружками встречалась днем и в выходные.
На одном она настояла еще до свадьбы, хотя Артур и его мать
очень обижались на нее за это: на сохранении своей девичьей фамилии. Катя
Викулова не могла представить себя Катей Ашотян. Это была фамилия папы, и
отказаться от нее она не могла.
Лето прошло незаметно. К концу его Катя уже забыла о
перенесенной операции и думала только о том, что впереди пятый курс и нужно
постараться закончить институт с красным дипломом. Артур был по-прежнему
внимателен к ней, часто приносил домой цветы, но никогда не брал молодую жену
на встречи с друзьями, устраивавшиеся еженедельно.
– Котенок, маленьким девочкам там не место, –
объяснял он с извиняющейся улыбкой. – Прости, малыш, но у нас чисто
мужская компания, тебе там будет неинтересно.