– Вы уверены в этом?
– Конечно, никто из них никогда не признавался мне – да это
было бы и странно! – но не забывайте, я наблюдал мальчиков много лет. Так
мы говорили о Томше... Дело не в том, что Денис Крапивин скучен, – это
вовсе не так! Назовите это сдержанностью, привычкой скрывать свои чувства и
мысли из опасения быть высмеянным – и будете ближе к истине. Из них троих
больше всего я полагался на Дениса, потому что он меньше всех говорил и больше
всех делал, и ему не требовалось облекать свои поступки в красивую словесную
обертку, как Силотскому. И очень заботился не только о Коле, но и о Полине...
Чешкин скомкал последнюю фразу, и Сергей с Макаром
переглянулись.
– Что касается отношений Томши с моим внуком... –
Старик переставил несколько фигур, поморщился: роль сплетника его явно
тяготила. – У нее есть что-то вроде пунктика: чем сильнее она ощущает
чью-то антипатию, тем больше жаждет завоевать именно этого человека. Когда я
это понял, Мария Сергеевна стала вызывать у меня брезгливость, и она, боюсь, ее
почувствовала. Я в доверительном разговоре просил Ланселота оградить Полину от
общения с его любовницей, и он, кажется, выполнил мою просьбу. Тогда Томша,
подобно кровососу, чувствующему самое нежное, самое уязвимое место, добилась,
чтобы он познакомил ее с Колей, и попыталась соблазнить и его.
– Откуда вам это известно? – удивился Сергей.
– От самого Коли. Поймите меня правильно: он не обсуждал со
мной подробности – это было бы и неумно, и гадко, но он доверчиво рассказывал о
том, как она приглашала его в свою мастерскую, как вела себя, что говорила...
Зная Марию Сергеевну, я легко мог дорисовать всю картину целиком. И я,
признаюсь, опасался за Колю. Вы скажете, быть может, что я напрасно демонизирую
эту женщину, но она вызывала во мне отвращение и страх.
Чешкин помолчал, по одной собрал шахматные фигурки в
коробку.
– Поэтому, признаюсь, я почувствовал невероятное облегчение,
когда Коля в ответ на мой осторожный вопрос непонимающе взглянул на меня и
сказал, что он вовсе не собирается больше встречаться с Марией Сергеевной,
потому что ее скульптуры ему неинтересны. Он совершенно не думал о ней самой! Я
не могу сказать, что он хорошо разбирался в людях – нет, скорее, наоборот:
иногда Коле были непонятны самые простые побудительные мотивы его знакомых, и он
советовался со мной, обнаруживая удивительную наивность; но я принимал это как
должное. Мы все оберегали его. Но от Томши, видит бог, он уберег себя сам.
– И все же Силотский поехал к ней в ту ночь... –
осторожно напомнил Макар.
Владислав Захарович покачал головой.
– В том, что произошло, был виноват лишь я. Я пытался,
пытался изо всех сил перевалить вину на Диму Силотского, оправдать самого себя,
но притворяться было бы глупо – я понадеялся не на того человека, оставил моего
мальчика одного, вдруг решив по каким-то отрывкам текста, что ему и впрямь
лучше, что это окно света, которое манило его к себе, закрылось... хотя бы на
несколько лет... Я отвечал за него, понимаете? Я, а вовсе не Дима, и уж тем
более не Мария Сергеевна, которой захотелось развлечений.
В дверь снова просунулась голова консультанта, он
вопросительно посмотрел на Чешкина, и Владислав Захарович сделал короткий
успокаивающий жест – «сейчас, иду».
– Простите, – сказал он, – мне нужно быть в
галерее... Да, забыл вам сообщить – в ту ночь, перед смертью, Коля написал один
отрывок... Такой же несвойственный ему, как и те отдельные фразы, которые вы,
Макар, читали на сайте. Он успел написать его за те десять-пятнадцать минут,
что оставался один, либо же начал раньше, а в этот промежуток времени закончил.
Я сохранил его, потому что это последний Колин текст.
– Нельзя ли его прочитать? – быстро спросил Макар, весь
подавшись к Чешкину.
– Прочитать... – чуть растерянно повторил тот, встав и
глядя на Илюшина сверху вниз. – Собственно, почему бы и нет? Но он у меня
не с собой, он дома...
– Вы разрешите к вам заехать?
Чешкин поколебался, пошевелил в сомнении широкими мохнатыми
бровями, но решился:
– Ну хорошо, договорились. Запишите адрес...
Чешкин собрался диктовать, но в следующую секунду дверь с
силой распахнулась, и в комнату влетела молодая женщина. В первую секунду
Бабкин не сразу узнал в ней встрепанную девушку, виденную им на кладбище
мельком и издалека, но Макар встал, вежливо поздоровался, и Сергей вспомнил ее.
Сегодня она была в безразмерном синем свитере яркого морского оттенка, очень
идущем к ее белой коже и черным волосам. Копну волос она перехватила
многочисленными резинками под цвет свитера, свела вместе в лохматый небрежный
пучок, и открылся высокий чистый лоб, подчеркнулись выразительные темные глаза,
смотревшие на Макара и Сергея сердито и с подозрением.
Она уже готовилась что-то выпалить, но узнала Илюшина и
оборвала начатую фразу, остановилась на полпути, хотя летела к ним так, словно
готовилась пробить стену. Сквозняк, ворвавшийся следом за ней, захлопнул дверь.
– Полина, познакомься: господа сыщики, Макар и
Сергей, – мягко сообщил Чешкин, подходя к внучке и ласково касаясь ее
плеча. – Расследуют обстоятельства побега Владимира Качкова, а заодно
интересуются жизнью Димы. А это моя внучка, Полина.
– Очень приятно, – смущенно сказала девушка,
красноречивым взглядом призывая Илюшина к молчанию.
– Поленька, меня Геннадий ждет, так ты продиктуй,
пожалуйста, наш адрес.
Во взгляде, брошенном Чешкиным на Макара и Сергея, мелькнула
легкая тревога, и, словно отвечая на невысказанное им, девушка торопливо
пообещала:
– Не беспокойся, иди! Все будет в порядке.
Он снова коснулся пальцами ее плеча и вышел.
– Консультант сказал, что у дедушки какие-то неизвестные ему
посетители, и я сначала решила... Впрочем, неважно. Спасибо, что не выдали
нашего знакомства. – Полина Чешкина села, грустно улыбнулась
Макару. – Я не хотела, чтобы дед знал о том, что я была на похоронах.
Она встряхнула головой, прядь волос упала на лоб, и девушка
отвела ее быстрым движением. Ее переполняла энергия, прорываясь в порывистых
жестах, в торопливой, но четкой речи, будто Полина специально приучала себя
артикулировать слова, зная за собой привычку тараторить. Свободный свитер не скрывал,
а скорее подчеркивал ее худобу – угловатые плечи, мальчишеское телосложение. В
Полине совершенно ничего не было от деда, кроме привычки, сразу бросившейся
Бабкину в глаза, когда длинными крепкими пальцами она выбила почти бесшумную
дробь по поверхности столика.
– Почему вы опасаетесь, что Владислав Захарович об этом
узнает? – спросил Макар, изучающее глядя на девушку. – Я понимаю, что
Дмитрий Силотский был причиной смерти Коли, но из разговора с вашим дедом мне
показалось...
– Подождите... – она приподнялась, наклонилась к Макару
через стол. – Дмитрий Силотский?! Вам... Ах, ну конечно! Вам Денис
Крапивин об этом рассказал!