Рыцарь нашего времени - читать онлайн книгу. Автор: Елена Михалкова cтр.№ 47

В салоне никого не было. Чешкин двинулся вдоль стены, рассматривая картины, и, наконец, дошел до одной – самой большой, висевшей в освещенном углу. Это был пейзаж... нет, не пейзаж! Владислав Захарович не мог подобрать определения тому жанру, в котором неизвестный ему художник написал свою работу. На картине был город – улочки, которыми он шел минуту назад, дома, которые он разглядывал... Но все было написано яркими, невероятно насыщенными цветами, в полудетской, нарочито примитивной манере. В центре картины художник написал высушенного, как мотыль, старика, продающего дыни с арбы. Груда дынь на ярко-коричневой поверхности светилась сочным золотым цветом, зеленые прожилки на их кожуре казались венами на желтой коже. Все на картине было невероятно живым – и старик, и арба, и дыни, одна из которых готовилась покатиться от нечаянного толчка телеги, упасть под ноги, расколовшись об пол, обнажить тающую ароматную мякоть. Широкие мазки чернильно-синего, черного, фиолетового прокладывали дорогу по теневой стороне улицы, создавали прохладу, манившую под своды крыш. В небе художник столкнул между собой оттенки бутылочного и травяного зеленого, и оранжевая кошка, гревшаяся на одной из крыш, казалась таким же сочным плодом, как и дыни, возлежащим на фоне качающейся за ним воды, почему-то на время обратившейся в небо.

Владислав Захарович вырос на классической живописи. Ничего подобного он никогда не видел. Он вспомнил импрессионистов, но даже его знаний хватило на то, чтобы понять: художник работал в другой технике, смелой, новаторской.

– Я вижу, вам нравится работа Сабеева? – спросил мелодичный женский голос.

Чешкин обернулся и увидел хрупкую черноволосую женщину с седой прядью, с улыбкой смотревшую на него.

– Он сам из Южной Осетии, и видели бы вы, какие у него натюрморты! Разрешите представиться... Я – директор нашего салона. – Она назвалась, заинтересованно посмотрела на него. – А вы, простите?.. Что вас привело к нам? Любопытство?

– Я... Представьте, я – ваш коллега, – неожиданно для себя сказал Владислав Захарович. – У меня галерея в Москве. Мне очень приятно с вами познакомиться.

Он улыбнулся и пожал протянутую ему тонкую сухую руку, унизанную браслетами.

* * *

В Москву Чешкин привез четыре картины художника Тимура Сабеева, приобретенные им в маленьком салоне. В блокноте четким красивым почерком были записаны телефоны, по которым можно было связаться и с художниками, и с директором салона в Цхинвали.

В следующие два месяца Владислав Захарович развернул бурную деятельность: обустраивал галерею, бродил по квартирам художников, обзаводился новыми знакомствами, покупал работы. Паша, поначалу с сомнением выделявший средства на приобретения Чешкина – «широко размахнулся старикан», – после продажи первых двух картин Сабеева перестал беспокоиться о том, насколько обоснованно его новый директор галереи тратит деньги: одна работа ушла в Австрию, другую приобрел музей. У Владислава Захаровича оказался хороший вкус. Считая себя необразованным человеком в области живописи, он старательно учился, перелопачивая по вечерам груды искусствоведческих книг, анализируя и систематизируя сведения, с интересом погружаясь в малоизвестные ему эпохи.

И, кроме того, у него было умение работать с художниками и покупателями. Рыжий Паша оказался совершенно прав: одним из талантов Чешкина, долгое время не осознаваемым им самим, была способность легко сходиться с людьми, чувствовать их настроение, заряжать их собственными эмоциями. Владислав Захарович ни в коем случае не являлся притворщиком, и книги Карнеги были ему чужды. «Прирожденный эмпат», – сказал о нем один из хороших знакомых, но ошибся: в юности Чешкин не проявлял подобных качеств. Почему-то именно с появлением в его доме внуков развилась во Владиславе Захаровиче удивительная неназойливая внимательность к людям, всегда лестная от такого незаурядного человека.

Художники любили его за то, что он был искренен и дружелюбен с ними, никогда не претендовал на роль критика и отличался интеллигентностью. Кроме того, он был известен в научной среде. Чешкин не был выскочкой, и это много значило. Два года спустя после официального открытия «Арт-галереи Крамника» даже противники Паши признали, что у пожилого директора салона есть чутье на новое, которое будет пользоваться спросом, и это чутье сочетается со вкусом, позволяющим не пропускать в галерею китч и откровенную коньюнктуру.

После самоубийства Коли Чешкин весь ушел в работу, как когда-то после смерти жены. Но теперь с ним была Полина – его лохматый ангел, хрупкая душа. В ней так же, как и в брате, расцвела фантазия, позволявшая ей придумывать сказки, стихи и даже рисовать к ним простые, но запоминающиеся авторские картинки. Выбирая образование, она поступила в институт иностранных языков, и Владислав Захарович был доволен ее решением. Теперь Полина работала с детьми в художественном кружке, давала частные уроки английского языка для заработка и помогала деду в галерее.

* * *

– И никаких пересечений с Владимиром Качковым, – закончил Бабкин. – Мы знаем фирму, которую много лет назад организовал Качков, пытаясь устроить свой бизнес, у меня есть список людей, которые когда-то были его кредиторами, – начальник службы безопасности «Брони» их помнит... Данных по Чешкину и его семье тоже достаточно, и на первый взгляд все лежит на поверхности. Владислав Захарович в значительной степени публичная фигура, его нередко приглашают в различные передачи, у журналистов есть его досье.

– Владимир Олегович с его волчьими повадками нравился женщинам, – задумчиво произнес Макар, – и почему бы Ланселоту, который частенько бывал у Чешкиных, не познакомить при случае своего заместителя с сестрой своего друга?

– Вполне возможно. Говорю тебе, я не нашел официальных точек пересечения, но это не значит, что не было иных. Чешкина характеризуют как человека, хорошо разбирающегося в людях, общительного и обаятельного, думаю, ничто не помешало бы ему завязать знакомство с Качковым и сыграть на нужных струнах, чтобы добиться своего. Если бы он захотел отомстить за смерть внука, конечно, – с легким сомнением в голосе добавил Сергей.

– Но в том-то и дело, что ни один из фактов, которые ты обнаружил, не говорит о том, хотел ли Владислав Захарович отомстить тому, по вине кого погиб его внук, – кивнул Макар. – Думаю, что нам с тобой самое время познакомиться с семьей Чешкиных.

Сергей покачал головой. Методы их с Макаром работы были различны, если не противоположны: Бабкин, как бывший оперативник, в расследовании исходил из того, что информация – основа всего. Поэтому у него почти не было сомнений в том, что следственная группа, занимающаяся делом Силотского, выйдет на след убийцы быстрее, чем они с Илюшиным: у нее имелись улики, из которых можно было выжать ту самую необходимую информацию, имелись специалисты и методы, позволявшие по использованной взрывчатке выйти на применявших ее людей, имелось то, что Сергей называл «живой силой», – люди, превращавшиеся в человеко-часы работы, изучавшие круг общения убитого, анализировавшие его связь, сопоставлявшие факты. У Бабкина с Илюшиным ничего этого не было, и, более того, Макар запретил напарнику наводить справки о том, как движется расследование, напомнив, что сам Сергей был и остается одним из причастных к делу лиц.