Но я потерял свою Кассандру, свою смуглую колдунью с острова
Косс. Ее отняли у меня неразумные силы, приводящие в движение Землю и воздух.
Ничто не смогло убить ощущение утраты. Она казалась отдаленной, как бы
заключенной в хрустальный сосуд, но от этого не перестала быть утратой.
Никакая трубка Востока не могла убить эту боль. И я уже не хотел
никакого покоя. Я жаждал ненавидеть. Мне хотелось сорвать маску со всей
Вселенной – с Земли, с небес, с Тэллера, с земного правительства, с Управления
– чтобы на каждого из них найти ту силу, которая отняла у меня Кассандру, и
заставить их тоже познать, что такое боль. Я уже не хотел никакого мира. Я не
хочу быть заодно с чем угодно. Я хотел хотя бы на десять минут стать
Карагиозисом, смотрящим на все это сквозь прорезь прицела и держащим палец на
спусковом крючке.
«О, Зевс Громовержец, – молился я, – дай мне свою
силу, чтобы я мог бросить вызов небесам…»
Я вернул трубку.
– Спасибо тебе, Гассан, но мне этого мало.
Затем я встал и поплелся к тому месту, куда бросил свою
поклажу.
– Очень жаль, что мне придется убить вас утром, –
услышал я его слова, сказанные мне вслед.
***
Потягивая пиво в горной сторожке на планете Диубах вместе с
веганским продавцом информации по имени Ким (который сейчас уже мертв), я
смотрел сквозь широкое окно на высочайшую вершину в обследованной части
Вселенной.
Называлась она Касла, и на нее еще никто не смог взобраться.
Причина, по которой я упомянул об этом, заключалась в том,
что утром перед дуэлью я ощущал глубокое раскаяние в том, что никогда не
пытался ее покорить. Это была одна из тех безумных идей, о которых иногда
размышляешь и обещаешь себе, что когда-нибудь попытаешься это совершить, но
затем, в одно прекрасное утро, просыпаешься и понимаешь, что никогда уже не
сделаешь этого.
В это утро у всех были какие-то пустые, лишенные какого то
бы ни было выражения глаза. Мир, окружавший нас, был ярким, чистым, прозрачным
и наполненным пением птиц.
Для того, чтобы нельзя было воспользоваться рацией, пока не
завершится поединок, я вынул несколько важных деталей и для гарантии передал их
Филу. Лорелл не будет об этом знать. Об этом не будет знать и Рэдпол. Никто не
узнает об этом, пока не закончится поединок.
Подготовка закончилась, расстояние было отмерено. Мы заняли
свои места на противоположных концах поляны. Восходящее Солнце было слева от
меня.
– Вы готовы, господа? – раздался голос Дос
Сантоса.
– Да! – ответили одновременно мы.
– Я делаю последнюю попытку отговорить вас от
проведения дуэли.
Желает ли кто-нибудь из вас пересмотреть свое решение?
– Нет! – сказали мы оба.
– У каждого из вас по десять камней одинакового размера
и веса.
Первым начинает, разумеется, тот, кого вызвали на поединок.
Гассан первый!
Мы оба кивнули.
– Начинайте!
Он отступил в сторону, и теперь нас разделяло пятьдесят
метров пустого пространства. Мы оба встали боком, чтобы уменьшить вероятность
попадания.
Гассан заложил в пращу свой первый камень. Я следил, как он
быстро раскручивает пращу позади себя, затем – за его рукой, внезапно
метнувшейся вперед.
Позади меня раздался треск.
Больше ничего не произошло.
Он промахнулся.
Я вложил камень в свою пращу и стал рассекать ею воздух,
затем отпустил руку и швырнул камень, вложив при этом в бросок всю силу своей
руки.
Камень скользнул по его левому плечу, едва коснувшись.
Гассан пошатнулся. Но камень повредил только одежду.
Все вокруг замерло. Даже птицы прекратили свой утренний
концерт.
– Господа! – обратился к нам Дос Сантос. –
Каждому из вас было предоставлено по шансу уладить свои разногласия. Теперь
можно сказать, что вы достойно встретили друг друга и дали возможность испариться
своему гневу и, должно быть, уже удовлетворены. Не желаете ли вы прекратить
поединок?
– Нет! – сказал я.
Гассан потер свое плечо и покачал головой. Затем он вложил в
пращу второй камень и, сильно размахнувшись, метнул его в меня.
Камень попал точно между бедром и грудной клеткой.
Я упал на землю, и все вокруг померкло. Секундой позже
зрение вернулось ко мне, но я лежал, скорчившись, и что-то тысячью зубов
вцепилось мне в бок и не отпускало.
Все побежали ко мне, но Фил, размахивая руками, велел им вернуться
на прежнее место.
Гассан занял свою позицию. Дос Сантос приблизился к нему.
– Ты можешь подняться? – спросил у меня Фил.
– Да. Мне нужна всего минута, чтобы перевести дух…
– Как вы себя чувствуете? – закричал Дос Сантос,
стоя рядом с Гассаном. Фил направился в их сторону.
Я приложил руку к своему боку и медленно поднялся. Пару
дюймов ниже или выше, и, возможно, какая-нибудь кость была бы сломана. А так
только сильная боль, как при ожоге.
Я потирал кожу и разминал свою правую руку. Потом сделал
несколько пробных кругов для проверки работы мышц. Все было в порядке.
Тогда я поднял камень и вставил его в пращу. На этот раз все
должно сойтись, я чувствовал это.
Праща вращалась все быстрее и быстрее, а затем с силой
выстрелила камень.
Гассан упал на спину, схватившись за левое бедро. Дос Сантос
подбежал к нему. Они обменялись несколькими словами.
Одежда Гассана смягчила удар. Кость не была сломана. Он
сможет продолжать поединок, как только сумеет встать на ноги.
Почти пять минут он массировал свое бедро, затем поднялся.
За это время моя боль тоже поутихла.
Гассан выбрал третий камень. Он долго и тщательно готовился
к броску, несколько раз целился…
Почти все время у меня было предчувствие, и оно непрерывно
нарастало, что следует отклониться чуть-чуть вправо, что я и сделал. В это
время он выпустил камень. Метательный снаряд царапнул левое ухо и задел мой
лишай.
Щека моя внезапно стала влажной.
Элен вскрикнула.
Не отклонись я чуть-чуть вправо – и я никогда бы не услышал
ее.
Теперь снова была моя очередь.
Гладкий серый камень прямо-таки испускал дух смерти…