– Не прикасайтесь, – Джордж отодвинул ее немного в
сторону и сам нагнулся ко мне. – Возьмите аэроглиссер, – приказал он,
обращаясь к обступившим его людям. – Мы должны немедленно отправить его в
больницу. У меня нет оборудования, чтобы прооперировать его здесь. Элен, помоги
мне.
Они вместе стали рыться в его медицинском наборе.
– Напишите, что я сделал ему, и приколите эту записку к
чистому одеялу, чтобы врачи в Афинах знали об этом.
Элен стала наполнять шприцы для Джорджа, затем промыла укусы
и смазала ожоги. Они вместе накачали ребенка витаминами, антибиотиками и еще
черт знает чем.
Дос Сантос связался с Ламией и попросил прислать один из
наших аэроглиссеров.
Элен и Джордж в это время уже завернули ребенка в чистое
одеяло и прикололи к одеялу записку.
– Как это ужасно! – сказал Дос Сантос. –
Выбрасывать такое дитя! Ведь ему предстояла мучительная смерть…
– Здесь это практикуется давно, – сказал я, обращаясь
ко всем. Особенно вблизи «горячих» мест. В Греции всегда существовала традиция
детоубийства. Меня самого вынесли на вершину холма в тот же день, когда я
увидел этот мир.
Миштиго закурил свою очередную сигарету, но, услышав мои
слова, замер и посмотрел на меня.
– Вас? Но зачем это сделали?
Я рассмеялся и стал рассматривать свои ноги.
– Это запутанная история. Я сейчас ношу специальную
обувь, потому что у меня одна нога короче другой. Кроме того, насколько я
понимаю, для ребенка я был слишком волосатым. Ну, и глаза у меня разные. Но я
думаю, что на все это не обратили бы внимания, не родись я на Рождество, а это
очень плохо.
– А что тут плохого – родиться на Рождество?
– Боги, согласно местным поверьям, считают это большим
нахальством.
По этой причине считается, что дети, которые рождаются в это
время, не являются детьми людей. Они зачаты от различных злых духов, которые
пугают местное население, расстраивают их планы, и все такое прочее. Этих духов
называют здесь калликанзаридами. Они очень похожи на тех ребят с рогами и
копытами, но, правда, некоторые из них имеют все же большее сходство с людьми.
Часто они внешне похожи на меня, поэтому мои родители – если только они в самом
деле были моими родителями – решили избавиться от меня.
Вот почему я был оставлен на вершине холма. Этим был сделан
широкий жест мол, возвращаем дитя его настоящему родителю.
– И что же было потом?
– В нашей деревеньке жил старенький священник. Он
услыхал об этом и пришел к ним. Он им сказал, что они совершили смертный грех,
и будет лучше, если они побыстрее заберут своего ребенка назад и подготовят его
для того, чтобы он, священник, окрестил новорожденного на следующий день.
– О! Так вы еще и крещеный?!
– Да… – Я закурил сигарету. – Они вернулись
за мной. Все правильно.
Но потом стали утверждать, что я – не тот ребенок, которого
они оставили на холме. Они оставили обычного ребенка, насчет которого у них
возникли сомнения, что он мутант, а забирать им пришлось уже настоящего урода.
Вот что они потом говорили. Взамен они получили гораздо худшего Рождественского
ребенка. Никто меня не видел, и поэтому их утверждения нельзя было проверить.
Однако священник настоял на том, чтобы они оставили у себя этого ребенка. И как
только они смирились со случившимся, так стали бесконечно добры ко мне. Рос я
очень быстро и был очень силен для своих лет.
– Но крещение…
– О, это было для меня… как бы наполовину.
– Как это – наполовину?
– Во время моего крещения священника хватил удар, и
через день он умер. Во всей нашей округе он был один, поэтому я не знаю, все ли
было выполнено так, как положено.
– Может быть, лучше проделать это еще раз, на всякий
случай?
Я внимательно посмотрел на веганца, но не заметил на его
лице ни капли иронии.
– Нет. Если Небо не захотело меня тогда, то второй раз
я просить не собираюсь.
Мы расположились на ближайшей поляне и стали ждать
аэроглиссера…
***
В тот день мы прошли примерно с дюжину километров, что можно
считать прекрасным результатом, если учесть состав нашей группы. Ребенка
погрузили в аэроглиссер и отправили прямо в Афины. Когда все было готово к
отлету, я громко спросил, не хочет ли еще кто-нибудь уехать. Но никто, однако,
не отозвался.
Именно в этот вечер все и случилось…
Мы лежали полукругом около костра. Было тепло и приятно.
Гассан прочищал свой обрез с алюминиевым стволом. Приклад оружия был из
пластика, и поэтому оно было очень легким и удобным.
Возясь с оружием, Гассан наклонил дуло вперед и стал
медленно направлять его на Миштиго.
Должен признаться, проделал он это все мастерски. Длилось
это с полчаса, и он перемещал дуло едва уловимыми движениями.
Но, когда положение дула зафиксировалось, я вскочил и в три
прыжка оказался около араба. Я выбил обрез из его рук, и оружие, отлетев метра
на три, стукнулось о камень. Рука моя заныла от удара.
Гассан тотчас же вскочил. Зубы его щелкали, словно курки
кремниевого оружия. Мне даже показалось, что из его рта посыпались искры.
– Объяснитесь! – заорал я. – Валяйте, скажите
что-нибудь! Все, что угодно! Вы ведь прекрасно знаете, что собирались только
что сделать!
Руки Гассана задрожали.
– Давайте! – подбодрил я его. – Ударьте меня!
Всего лишь прикоснитесь ко мне! И тогда то, что я с вами сделаю, будет называться
самообороной.
Даже Джордж не сможет после этого сложить то, что от вас
останется!
– Я всего лишь чистил оружие. И вы повредили его,
Карачи.
– Случайно оружие не направляется в цель. Вы собирались
убить веганца!
– Вы ошибаетесь.
– Ударьте меня! Или вы трус?
– Я не хотел бы ссориться с вами, Карачи.
– Тогда вы действительно трус!
– Нет, Карачи, я не трус!
Через несколько секунд он улыбнулся и спросил:
– Вы не боитесь бросить мне вызов?
Следующий ход был за мной. Я надеялся, что до этого не
дойдет. Я надеялся, что смогу вывести его из себя настолько, что он ударит меня
или вызовет на дуэль. Но сделать этого мне не удалось.
И это было плохо. Очень плохо!