Причуды богов - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 75

А что, ежели Виктор Петрович, человек, безусловно, чуткий, заметил особое отношение Юлии к Зигмунду? Слепой не заметил бы, как она целовала его, рыдала, на миг уверившись, что он не выдержал схватки с Адамом… Так вот, Корольков, который явно на нее заглядывался, просто радуется пренебрежительному отъезду соперника!

Вид доктора тотчас сделался неприятен Юлии, и она вновь вцепилась в работу, не поднимая от нее глаз, пока доктор Корольков не отбыл, унося с собою охапку свеженащипанной корпии, будто именно за нею и приходил, а Юлия через добрый час вспомнила, что означала латынь доктора: «Лечит болезни врач, но излечивает их природа».

Природа, значит? Юлия вонзила ногти в ладони, чтобы удержаться, не вцепиться себе в щеки, не изодрать лицо до крови. И поделом бы, поделом! Нет, ошибся князь-батюшка: не замуж ей надо идти, а в монастырь, да под черный постриг, да на хлеб, воду и всяческое усмирение плоти, от вериг до власяницы! Что ты будешь делать с ней, дурехой, ежели из всех бед и злосчастий, кои содеялись с нею по вине Зигмунда, она помнит сейчас лишь блаженное ощущение, поразившее ее до самой сердцевины всей женской сути, когда там, за занавескою, таясь от убийцы – Адама, останавливая крик Юлии, Зигмунд стиснул ее грудь, и это ощущение его сильных, чувственных пальцев тело ее хранит по сю пору…

– Да где же он?! – крикнула Юлия, почти с мольбою взглянув на дверь. – Что ж он не едет, этот Белыш?

Отчетливые, размеренные шаги промаршировали по коридору, замерли у ее двери.

Она невольно перекрестилась, как бы отгоняя наваждение, но нет – чья-то рука рванула дверь, и очень высокая, худая фигура, освещенная сзади светом коптилки в руках прибежавшего Павлина, стала на пороге.

На какое-то мгновение почудилось, что это Виктор Петрович вернулся – вонзить еще одну отравленную стрелу в ее сердце, – но блеснули эполеты, султан колыхнулся, когда незнакомец, пригнувшись, шагнул в комнату.

Юлия провела языком по пересохшим губам и только и могла, что отрывисто кивнула, когда он произнес каким-то сдавленным голосом, словно говорил в нос:

– Юлия Никитична? Позвольте представиться: штабс-ротмистр Акимушкин… с поручением от генерала Аргамакова.

Два чувства: ужас, что вот оно, свершается, – и облегчение, что это еще не Белыш, еще есть время дух перевести, – враз овладели Юлией, и она, ни о чем не спрашивая, как во сне, пошла за Акимушкиным, успев увидеть, что он чрезвычайно, просто-таки устрашающе усат. В коридоре мелькнуло лицо Павлина, прилипшего к стене со своею коптилочкою в руках. Глаза его были изумленно выкачены – верно, усы офицера произвели на него неизгладимое впечатление, – губы шевелились, не то творя молитву, не то намереваясь что-то произнести, но Акимушкин шикнул на него, и санитар порскнул в какую-то палату, захлопнув за собой дверь.

У крыльца стояла маленькая темная карета; Акимушкин подсадил Юлию, вскочил сам; кони понеслись.

Страшная слабость и безразличие овладели Юлией. Мелькнула только одна мысль, что ежели везут ее к жениху на смотрины, то одета она для такого судьбоносного события на редкость плохо: в пестрядинное домашнее платье, все усыпанное по подолу обрывками ниток. Юлия безотчетно попыталась отряхнуть юбку, но рука замерла на полдороге: какое все это имело теперь значение? Участь ее решена, так что чем хуже, тем лучше!

Акимушкин сидел, забившись в самый угол кареты, и тихонько сопел: верно, нос у него и впрямь был заложен. В темноте Юлия видела, как смутно белеют его руки, торопливо мелькая, как если бы Акимушкин радостно или нервно ломал их.

А с чего бы ему радоваться, тем паче – нервничать? Юлия была благодарна ему за молчание, то ли сочувственное, то ли равнодушное, какая разница! Может быть, он даже и не знал, сколь неблагодарную роль выполняет. Однако Александр Белыш, верно, состоит в чинах значительных, ежели для него служит порученцем штабс-ротмистр! Хотя нет, это же все по приказу отца…

Мысли бродили в голове вялые, сонные, да и сама Юлия от безысходности и духоты, царившей в карете, впала в какое-то оцепенение и на малое время даже задремала, испуганно вскинувшись, когда карета вдруг встала и Акимушкин, неуклюже согнувшись, протиснулся, открыл дверцу, выскочил, стал вытянувшись… Юлия, как о чем-то важном, подумала: как странно, что он не снимает треуголку, подавая руку даме, но все же оперлась на протянутую руку Акимушкина и сошла наземь. Порученец еще глубже натянул треуголку и, пробурчав в нос:

– Прошу вас следовать за мной! – деревянно зашагал к смутно различимому строению, окна коего были заложены ставнями, но в щелочки пробивался бледный лучик.

Она потащилась за ним, как полонянка, чуть морща нос: от Акимушкина пахло чем-то едким. Похоже, карболкою. Верно, Акимушкин ранен в голову, потому и не трогает свою треуголку. Было бы чем – ударить бы его легонечко по макушке – и дай бог ноги! Было бы чем… да было бы зачем!

Акимушкин взошел на крыльцо, трижды стукнул в дверь. Юлия замерла было на пороге от изумления, но Акимушкин со всей возможной осторожностью втащил ее за собой, и Юлия недоверчиво воззрилась на единственную свечу, озарявшую некое подобие алтаря с криво лежавшей иконою. Священник повернулся к Юлии: худой, маленький, усталый – типичный полковой священник, до полусмерти заморенный войной. Тени играли на хмуром, озабоченном лице. Он бросил беглый взгляд в темноту:

– Невесту привезли?

– Так точно! – прогнусавил Акимушкин, вышагивая к алтарю и влача за собою остолбеневшую Юлию.

– Жених ждет! – объявил священник, сделав приглашающий жест, и еще одна фигура выступила из тьмы в этот зыбкий, неровный полусвет, вовсе затеняя его, так что Юлия и Акимушкин, исполнявший, верно, при невесте роль дружки, принуждены были идти в полнейшей темноте.

Впрочем, у Юлии и без того все смерклось в глазах – такого оскорбления она и вообразить себе не могла. Неужто сие свершается с благословения отцова? Да что же сделала она, чем нагрешила, что родной отец уготовил ей такую кару?! А знает ли матушка?!

Слезы хлынули из глаз, но Юлия уткнулась в согнутый локоть и не дала им пролиться.

Знает ли матушка, да? Тебя обеспокоило, знает ли матушка о том, что с тобою происходит? Не поздненько ли спохватилась? Ведь матушка не знала, куда и с кем сбежала из дому ее ненаглядная, единственная дочка, не знала, что она забралась в постель к незнакомому мужчине, а потом перебрала еще чуть ли не десяток постелей, движимая одной страстью: получить наслаждение большее, чем то, коим ее одарил тот, первый… жестокий, насмешливый, все забывший… чужой, недоступный, любимый до того, что Юлия и эту издевательскую, унизительную церемонию венчания с неизвестным готова выдержать, только бы навеки проститься с безнадежной мечтою и забыть Зигмунда!