— За Хаос! — отозвался я.
Мы сдвинули кубки, выпили.
Меня обдало волной заманчивых ароматов. Я обернулся и
увидел, что стол уставлен кушаньями. Ясра обернулась вместе со мной. Мандор
шагнул вперед. По мановению его руки кресла отодвинулись, пропуская нас к
столу.
— Прошу садиться, и позвольте подать первую перемену.
Мы сели и не пожалели об этом. Несколько минут молчание
нарушали лишь восхищенные замечания в адрес супа. Мне не хотелось первым
начинать словесный поединок, и, похоже, мои сотрапезники испытывали сходное
чувство.
Наконец Ясра прочистила горло. Я поднял глаза и с удивлением
заметил, что она нервничает.
— Ну, как дела в Хаосе?
— В данное время — хаотично, — отвечал
Мандор. — Кроме шуток. — Он задумался на мгновение, потом добавил со
вздохом: — Политика.
Ясра медленно кивнула, словно решая, спросить ли его о
подробностях, которые он явно не рвется разглашать, потом передумала и
повернулась ко мне:
— К сожалению, в Амбере мой кругозор было достаточно
ограничен, однако с твоих слов я заключила, что и там дела обстоят довольно
хаотично.
Я кивнул:
— Хорошо, что Далт отступил. Если ты об этом. Но то
была не настоящая угроза, просто лишняя головная боль. Кстати, о Далте…
— Давай не будем, — с обворожительной улыбкой
пере-била меня Ясра. — Я, собственно, хотела поговорить о другом.
Я тоже улыбнулся:
— Совсем забыл. Ты его не жалуешь.
— Дело не в том, — промолвила она. — Далт был
по-своему полезен. Просто это… — Она вздохнула. — Политика…
Мандор рассмеялся, мы вслед за ним. Жаль, я не догадался
сказать это про Амбер. Теперь поздно.
— Я не так давно приобрел картину, — начал
я. — Художницы Полли Джексон. Нарисован красный пятьдесят седьмой
«Шевроле». Мне страшно нравится. Сейчас картина в Сан-Франциско. Ринальдо тоже
одобрил.
Ясра кивнула. Она смотрела в окно.
— Вы оба вечно ходите по галереям. Да, он и меня
таскал. Верю, что у него хороший вкус. Дарования нет, а вкус есть.
— Что значит «нет дарования»?
— Он прекрасно чертит, но картины ему не удаются.
Я затронул тему живописи с вполне определенной целью, однако
разговор внезапно свернул в другое русло. Впрочем, новая сторона, открывшаяся
мне в Люке, так меня заворожила, что я все-таки спросил:
— Картины? Я не знал, что он пишет.
— Он пытался, и не раз, но картин никому не показывает
— они недостаточно хороши.
— Тогда откуда ты знаешь?
— Я время от времени проверяю его комнату.
— В его отсутствие?
— Разумеется. Право матери.
Я поежился — вспомнилась горящая женщина в Кроличьей норе.
Но мне не хотелось говорить о своих чувствах и уводить разговор с начатой темы.
Я решил вернуться к своей первоначальной цели.
— Не так ли он познакомился с Виктором Мелманом?
Ясра некоторое время изучала меня, сощурив глаза, потом
кивнула и доела суп.
— Да, — сказала она, откладывая ложку. — Люк
какое-то время брал у Виктора уроки живописи. Ему понравились картины, он
разыскал автора. Может быть, что-нибудь купил. Не знаю. В какой-то момент он
упомянул свои опыты, Виктор выразил желание посмотреть. Похвалил Ринальдо,
предложил научить его нескольким полезным приемам.
Она подняла кубок, понюхала вино. Взглянула на горы.
Я собрался было задать наводящий вопрос, когда она
засмеялась. Я ждал.
— Настоящий стервец, — произнесла Ясра,
отсмеявшись. — Но даровитый. Этого у него не отнимешь.
— О чем ты? — спросил я.
— Спустя какое-то время он заговорил о развитии личной
мощи, со всеми этими многозначительными умолчаниями, которые так любят
недоучки. Внушал Ринальдо, что он оккультист, и не из последних. Потом
намекнул, что готов поделиться своими знаниями со стоящим человеком.
Она снова засмеялась. Я и сам хохотнул, представив, как этот
дрессированный тюлень подъезжает со своим детским лепетом к настоящему мастеру.
— Разумеется, он просто почуял, что у Ринальдо водятся
деньги, — продолжала она, — а Виктор по обыкновению был на мели.
Ринальдо, впрочем, не проявил интереса, а вскоре после этого перестал брать у
Виктора уроки живописи — сообразив, что больше ничему не научится. Однако,
когда впоследствии он рассказал мне, я поняла: вот человек, из которого выйдет
отличное орудие. Он пойдет на все, лишь бы почувствовать настоящую власть.
Я кивнул:
— Тогда-то вы с Ринальдо и начали являться Виктору? По
очереди пудрить ему мозги и учить его кое-каким подлинным штучкам?
— В целом так, — отвечала она. — Хотя
обучение я в основном взяла на себя. Ринальдо постоянно готовился к экзаменам,
ему было некогда. Он ведь учился лучше тебя, верно?
— Он всегда получал высокие оценки, — согласился
я. — Когда ты говоришь, что решила натренировать Мелмана и превратить в
орудие, мне поневоле думается о причине: ты готовила его убить меня, и убить
красочно.
Она улыбнулась:
— Да, хотя, впрочем, не совсем так, как ты думаешь. Он
знал про тебя и готовился принять участие в твоем заклании. Но в тот день,
когда Виктор предпринял попытку и когда ты его убил, он работал на свой страх и
риск. Я предупреждала — никакой самодеятельности. Так что поделом ему. Виктор
жаждал получить всю власть, которую, он полагал, можно в итоге обрести, и не
желал ею делиться. Я же сказала — стервец.
Мне хотелось выглядеть безучастным, чтобы Ясра продолжала.
Естественнее всего это было сделать, не прерывая еды, однако, опустив глаза, я
заметил, что тарелка с супом исчезла. Я взял булочку, разломил, собрался
намазать маслом и тут увидел, что руки у меня дрожат. В следующее мгновение я
понял почему: меня подмывало ее придушить.
Поэтому я глубоко вдохнул, выдохнул и отпил вина. Передо
мной очутилась тарелка с чем-то невероятно вкусным. Легкий аромат чеснока и
дразнящих пряностей говорил: успокойся. Я с благодарностью кивнул Мандору. Ясра
тоже. В следующее мгновение я уже намазывал булочку.
Откусив и прожевав, я сказал:
— Сознаюсь, что по-прежнему не понимаю. Ты говоришь,
Мелман должен был принять участие в моем заклании. Значит, он бы действовал не
один?