Каюзак и де Вард переглянулись. Граф покачал головой:
– Д’Артаньян, д’Артаньян… Вам, помнится, рассказывали о
мастерах подделывать чужую руку, любой почерк… У кардинала в задних комнатах
сидит один неприметный человечек… Почему вы решили, что он один на свете, такой
вот умелец?
Д’Артаньян растерянно и зло ударил себя кулаком по лбу:
– Господи, мне же рассказывал Рошфор… Что же это…
– Яд, – сказал де Вард кратко. – Тот самый
яд, уже не раз себя проявлявший во Франции… и, вы правы, однажды даже в Англии.
Почему вы не рассказали мне сразу про то, как к вам попало вино? Вас же
предупреждали об осторожности, а вы едва не погубили нас всех… Нет сомнения, яд
во всех бутылках…
Д’Артаньян обернулся, заслышав какой-то странный звук.
Оказалось, это Планше, стоя в дверях в компании Любена и Эсташа, форменным
образом лязгал зубами от страха, бледнея на глазах, как и его собратья.
– С-с-дарь… – пролепетал он. – Значит, мы
чудом отделались…
– Ты собирался пить мое вино, бездельник? –
прикрикнул д’Артаньян.
– С-самую малость, з-за в-ваше здоровье… Только я
собрался пригубить малость, как пришел Нуармон и сказал, что хозяин зовет меня
вниз… Оказалось, он то же самое сказал Эсташу с Любеном…
– Чтобы самому без помехи опрокинуть пару
стаканчиков, – убежденно сказал де Вард. – Грех так говорить, но
старый прохвост своей смертью спас наши жизни…
– Но кто? – вскричал д’Артаньян. – Кто мог
выкинуть с нами такую шутку?
– Право же, задайте вопрос полегче, – нахмурился
де Вард. – Думаю, господа, нам следует…
Он замолчал, увидев новое лицо. В дверях стоял Лорме,
седовласый слуга Анны, и смотрел на д’Артаньяна с такой оторопью и страхом,
словно видел перед собой нечто диковинное и ужасное, никак не способное
находиться в нашем мире. От этого взгляда у гасконца вновь пополз холодок по спине.
– Что стряслось, любезный Лорме? – громко спросил
он, пытаясь наигранной бравадой тона рассеять то страшное напряжение, в котором
они все пребывали. – Вы что, испугались трупа? Если вспомнить, сколько
народу вы отправили на тот свет, такая чувствительность поистине…
– Вы живы, сударь? – произнес Лорме с невыразимым
удивлением. – Вы здоровы и – на ногах?
– Черт возьми! – с нешуточной обидой воскликнул
гасконец. – А вы что же, рады были бы видеть меня мертвым или больным? Да
что с вами такое, дружище?
Лорме медленно произнес, переводя взгляд с одного на
другого:
– Примерно час назад к дому миледи Кларик подъехала
карета, и вбежавший в дом человек передал хозяйке записку от вас. Вы писали,
что сегодня утром ранены на дуэли, и состояние ваше столь безнадежно, что вы не
рассчитываете дожить до вечера, и потому просите ее немедленно приехать, чтобы
попрощаться… Записка и сейчас лежит в доме, она написана вашим почерком,
сударь…
– И она… – прошептал д’Артаньян и замолчал, боясь
закончить фразу.
– И она уехала с этим человеком, – безжалостно
продолжал Лорме. – Это произошло, когда меня не было в особняке, – уж
я бы непременно отправился вместе с ней, несмотря на то, что узнал ваш почерк.
Уж простите, но я на этом свете верю только богу и хозяйке, а более никому. Но
меня не было… Быть может, на это и рассчитывали. – Он повторил убитым
голосом: – Я никому не верю, и уж, конечно, не стал бы верить этому самому
Бонасье…
– Бонасье? – вскричал д’Артаньян. – При чем
тут Бонасье?
– Слуги рассказали, что этот человек назвался
господином Бонасье, вашим квартирным хозяином с улицы Могильщиков. Невысокого
роста, пожилой, с проседью, в коричневом камзоле…
– Да, это он! – воскликнул д’Артаньян. – Но я
же не живу у него… Больше не живу…
– Теперь и я это знаю, сударь. Но никто ведь этого не
знал, вы не говорили…
– Я не успел ей рассказать… – покаянно пробормотал
д’Артаньян.
Он действительно не успел – еще и потому, что пришлось бы
рассказать, при каких обстоятельствах пришлось столь неожиданно покинуть дом на
улице Могильщиков. Д’Артаньян решил как-нибудь попозже, при удобном случае,
совершенно мимоходом упомянуть, что давно уже переехал на улицу Феру…
– Но если она не знала, что я сюда переехал, как она
могла прислать сюда вино?! – вскричал он. – Что бы мне подумать об
этом раньше, бедняга Нуармон остался бы жив… – И тут он опомнился. –
Господи, что же мы стоим? Нужно немедленно что-то делать… Я же не писал
никакого письма, какая, к черту, дуэль… Его высокопреосвященство…
– Если вы запамятовали, монсеньёр нынче утром выехал в
Ла-Рошель, – сурово сказал де Вард. – Ах, как удачно наш неведомый
враг выбрал момент… Вы умерли бы от яда, а ее тем временем похитили…
– Похитили? – повторил за ним д’Артаньян. –
Но…
– Вы все еще полагаете, что речь идет о невинном
розыгрыше?
– Нет, конечно же, нет… Боже мой, что делать?
– Давайте подумаем, – протянул де Вард. –
Монсеньёра нет в Париже, даже если мы немедленно пошлем к нему гонца, пройдет
слишком много времени… Капитан де Кавуа уехал с кардиналом, и отец Жозеф тоже,
и Анж… Никого, кто обладал бы правом отдавать приказы и приводить в движение
гвардейцев, полицейских и агентов… Рошфор! Если он еще не отправился вслед за
монсеньёром, как собирался, мы спасены! Я скачу к Рошфору!
– А я возьму за глотку эту каналью Бонасье, –
сказал д’Артаньян решительно, пытаясь одновременно надеть перевязь со шпагой,
заткнуть за пояс пистолеты и взять со стула плащ. – Без сомнения, это он,
меня полагали мертвым, так что он не ждет сюрприза… Каюзак, вы со мной?
– А как же, – прогудел великан. – Мало ли с чем
вы там можете столкнуться…
– Позвольте и мне с вами, господа, – сказал Лорме.
– Конечно, конечно, – сказал д’Артаньян, кидаясь к
выходу. – Поспешим!
Они добежали до улицы Могильщиков и остановились перед
знакомым домом, откуда д’Артаньяну совсем недавно пришлось позорно спасаться
бегством через окно, – вот это самое…
– Лорме, встаньте вон там, чтобы птичка не упорхнула
через окно, – распорядился д’Артаньян. – Дело нехитрое, окна первого
этажа расположены низко… За мной, Каюзак!
Они ворвались в дом, отпихнув растерявшуюся служанку,
успевшую пролепетать, что хозяин изволит отдыхать. Кинулись в спальню.
Достопочтенный галантерейщик и в самом деле возлежал на
широкой супружеской постели, с которой у д’Артаньяна были связаны кое-какие
воспоминания, от коих стало теперь стыдно. При виде вошедшего гасконца Бонасье
так передернулся, что, показалось, его вот-вот хватит удар. Медленно подняв
руку, он указал на д’Артаньяна пальцем, бор– моча:
– Так не бывает, не бывает…
– Бывает, сударь, – сказал д’Артаньян, рассчитанно
медленно приближаясь к постели с угрожающим видом, слыша за спиной топанье
Каюзака, отчего казалось, что это ожила бронзовая статуя и пустилась гулять по
Парижу. – Бывает, мерзавец ты этакий… Тебя наверняка заверили, что я уже
мертв и тебе ничто не угрожает?