– Даже если бы она и заговорила, мы не сумели бы добиться от
нее правды. Она лжет с такой же легкостью, с какой другие дышат. Если сегодня
мы убедили ее не высовываться, это уже много. Поехали. Я ненавижу это место.
18
– Мы должны встретиться, – объявил Роланд по пути в город.
– Мы четверо. Как я понимаю, ты об этом? – уточнил Катберт.
– Да. Я хочу рассказать обо всем, что знаю и о чем
догадываюсь. Хочу изложить вам свой план. Объяснить, почему мы выжидаем.
– Давно пора.
– Сюзан сможет нам помочь. – Роланд словно рассуждал сам с
собой. Катберт улыбнулся, заметив листик, желтеющий в его черных волосах. – И
помощь ее придется нам как нельзя кстати. Почему я этого не видел?
– Потому что любовь слепа, – хохотнул Катберт и хлопнул
Роланда по плечу. – Любовь слепа, старина.
19
Убедившись, что мальчишки уехали. Риа выползла из хижины в
ненавистный солнечный свет. Заковыляла к дереву, упала на колени у останков
змеи, рыдая в голос.
– Эрмот, Эрмот! Посмотри, что они с тобой сделали!
Голова лежала отдельно, с открытой пастью, ядовитыми зубами,
на которых застыли поблескивающие в солнечных лучах капельки яда. Блестели и
остекленевшие глаза. Она подняла голову Эрмота, поцеловала в пасть, слизнула
капельки яда, всхлипывая, с катящимися по щекам слезами.
Другой рукой подобрала тело, застонав при виде кровавых ран,
оставленных пулями Роланда. Дважды прикладывала голову к телу, произнося
заклинания, но безо всякого результата. Конечно же Эрмот умер, и ее чары не
могли вернуть его к жизни. Бедный Эрмот.
Она прижала к груди руки, одну с головой, другую – с телом
Эрмота. Последние капли его крови упали ей на платье. Посмотрела вслед этим
отвратительным мальчишкам.
– Я вам отплачу, – прошептала она. – Клянусь всеми богами, я
тебе отплачу. В самый неожиданный для вас момент Риа доберется до вас, и тогда
ваши крики разорвут вам горло. Слышите меня? Ваши крики разорвут, вам горло!
Она еще долго стояла на коленях, потом встала и поплелась к
хижине, прижимая Эрмота к груди.
Глава пятая
Колдовская радуга
1
Через три дня после визита Роланда и Дипейпа на Коос, ближе
к вечеру. Рой Дипейп и Клей Рейнолдс на пару поднялись на второй этаж «Приюта
путников» и направились к двери просторной спальни, которую занимала Корал
Торин. Клей постучал. Джонас предложил им войти, дверь, мол, не заперта.
Прежде всего в глаза Дипейпу бросилась сэй Торин, сидевшая в
кресле-качалке у окна. В ночной рубашке из белоснежного шелка, с красным
bufanda [шарф (исп.).] на голове. Сэй Торин вязала. Дипейп в изумлении
уставился на нее, она же, улыбнувшись, поздоровалась с ними: «Привет, господа»,
– и продолжила свое увлекательное занятие. Снаружи доносился треск шутих
(молодым не терпелось, если шутихи попадали к ним в руки, они тут же доставали
спички), нервное ржание лошади, громкий смех ребятни.
Дипейп повернулся к Рейнолдсу. Тот пожал плечами и сложил
руки на груди, подхватив полы плаща. Так он выражал сомнение или неодобрение, а
то и первое, и второе.
– Проблемы?
Джонас стоял на пороге ванной, уголком полотенца, что лежало
у него на плече, стирая с лица остатки мыльной пены. Голый по пояс. Дипейп
многократно видел его таким, но всякий раз ему становилось не по себе от этих
перекрестных шрамов.
– Ну… я понимаю, что мы в комнате дамы. Не знаю только,
можем ли мы говорить в ее присутствии.
– Можете. – Джонас швырнул полотенце в ванную, снял с крючка
рубашку. Корал подняла голову, бросила жадный взгляд на его спину, вновь
заработала спицами. Джонас надел рубашку. – Как дела в СИТГО, Клей?
– Все тихо. Но станет шумно, если некие молодые vahabundos
[бездельники (исп.).] сунут туда свои длинные носы.
– Сколько там людей?
– Днем – десять, ночью – двенадцать. Рой и я заглядываем к
ним несколько раз на день, но, как я и говорил, пока все тихо.
Джонас кивнул, но сообщение Клея его не порадовало. Он-то
надеялся, что молокососы не замедлят объявиться в СИТГО. Он надеялся на стычку
с ними после того, как разгромил их жилище и убил голубей. Однако они
по-прежнему прятались за своим Укреплением. Он видел себя тореро, вышедшим на
бой с тремя молодыми бычками. У него красная тряпка, он машет ею изо всех сил,
однако молодые toros [быки (исп.).] не желают атаковать его. Почему?
– Транспортировка? Как обстоят дела с ней?
– Строго по плану, – ответил Рейнолдс. – Четыре цистерны за
ночь, перевозим по две зараз. Шестнадцать уже на новом месте. Руководит
транспортировкой Ренфрю с «Ленивой Сюзан». Ты все равно хочешь оставить
полдюжины для приманки?
– Да, – кивнул Джонас. В дверь постучали.
Дипейп подпрыгнул:
– Это не…
– Нет, – ответил Джонас на невысказанный вопрос. – Наш
приятель в черной сутане отбыл. Может, сейчас он благословляет войска
Благодетеля перед битвой.
Дипейп заржал. Женщина, сидевшая у окна, наклонила голову,
но ничего не сказала, продолжая вязать.
– Открыто! – крикнул Джонас. Вошел мужчина в сомбреро, пончо
и сандалиях фермера или vaquero [скотовод (исп.).], но белокожий, с торчащим
из-под сомбреро клоком светлых волос. Латиго. Суровый, жестокий мужчина, что
все же лучше, чем этот смеющийся клоун в черном.
– Рад видеть вас, джентльмены. – Он вошел в комнату, закрыл
за собой дверь. Лицо у него оставалось мрачным, лицо человека, долгие годы не
видевшего ничего хорошего, может, с самого рождения. – Джонас? Ты в порядке?
Как идут дела?
– Я в порядке, а дела идут хорошо. – Он протянул руку, и
Латиго коротко пожал ее. Дипейп и Рейнолдс такой чести не удостоились, а вот на
Корал он взглянул.
– Долгих дней и приятных ночей, леди.
– И пусть у вас их будет в два раза больше, сэй Латиго. –
Она не подняла головы от вязанья.
Латиго присел па край кровати, достал из-под пончо кисет,
начал сворачивать самокрутку.
– Надолго я не задержусь, – говорил он, рубя слова: манера,
свойственная выходцам из северных феодов Привходящего мира. – Задерживаться
здесь мне не стоит. Очень уж я отличаюсь от местных.
– Отличаетесь, это точно, – вставил Рейнолдс.