Затем медленно Роланд опустился на колени перед Катбертом,
воздев руки, поникнув головой.
– Роланд, нет! – воскликнул Катберт.
– Да, – ответил Роланд. – Я забыл лицо моего отца и прошу у
тебя прощения.
– Прощаю, конечно, ради богов, да. – По голосу
чувствовалось, что Катберт сам едва сдерживает слезы. – Только… пожалуйста,
встань! У меня разрывается сердце, когда я вижу тебя таким!
Мое тоже, думал Роланд. Претерпеть такое унижение! Но я сам
навлек это на себя, не так ли? Этот темный двор, трещащая голова, сердце,
переполненное стыдом и страхом. Все это мое, за все уплачено.
Они помогли ему встать, и на этот раз Роланд принял их
помощь.
– Удар левой у тебя поставлен, Берт, – уже нормальным
голосом заметил он.
– Он хорош только в одном случае – когда о нем не
подозревают. – ответил Катберт.
– Это письмо… как оно к тебе попало?
Катберт рассказал о встрече с Шими, который никак не мог
донести письмо до адресата, словно ждал вмешательства ка… и оно вмешалось,
приняв облик Артура Хита.
– От ведьмы, – промурлыкал Роланд. – Да, но как она узнала?
Она никогда не покидает Коос, так говорила Сюзан.
– Ничего не могу сказать. Да и важно не это. Главное, чтобы
Шими не пострадал из-за того, что отдал мне письмо. А еще лучше позаботиться о
том, чтобы эта старая ведьма не предприняла второй попытки связаться в
Корделией Дельгадо или с кем-то еще и рассказать о том, что знает.
– Я допустил одну ужасную ошибку, – медленно проговорил
Роланд, но я не считаю любовь к Сюзан другой ошибкой, тут я ничего не могу
изменить. Как и она. Вы в это верите?
– Да, – без запинки ответил Ален.
– Да, Роланд. – пусть и с неохотой, но вымолвил Катберт.
– Я показал себя самонадеянным глупцом. Если бы эта записка
попала к ее тетке, Сюзан отправили бы в ссылку.
– А нас – к дьяволу, на концах веревки, – сухо добавил
Катберт. – Хотя я знаю, что в сравнении с Сюзан мы для тебя ничто.
– Так как насчет ведьмы? – спросил Ален. – Что нам с ней
делать?
Роланд улыбнулся одними губами, посмотрел на северо-запад:
– Риа. Не знаю, какая она ведьма, но хлопот от нее не
оберешься, не так ли? Пожалуй, надо с ней разобраться.
И, наклонив голову, двинулся к бункеру. Катберт посмотрел на
Алена, увидел, что и у Эла подозрительно блестят глаза. Протянул руку. Ален
взглянул на нее, потом кивнул, скорее себе, чем Катберту, и пожал.
– Ты поступил как должно, – вырвалось у Алена. – Поначалу я
в этом сомневался, но не теперь.
Катберт шумно выдохнул:
– Как должно, говоришь. Если б я не застал его врасплох…
– …он бы раскрасил тебя в синий и черный цвета.
– Не только, – возразил Катберт. – Я бы стал похож на
радугу.
– Даже Колдовскую радугу – уточнил Ален. – В обычной цветов
не хватило бы.
Катберт рассмеялся. Вдвоем они зашагали к бункеру где Роланд
расседлывал лошадь Берта. Катберт хотел ему помочь, но Ален остановил его.
– Пусть побудет один. Это наилучший вариант.
Они вошли в бункер, а когда Роланд появился там десять минут
спустя, он увидел, что Катберт играет его картами. И выигрывает.
– Берт.
Катберт поднял голову.
– Завтра нам с тобой предстоит деловая поездка. На Коос.
– Мы собираемся убить ее?
Роланд глубоко задумался, прикусил губу:
– Следовало бы.
– Да. Следовало бы. Но мы ее не убьем?
– Нет, если только она нас к этому не вынудит. – Потом он
раскаивался в этом решении… если это было решение, горько раскаивался, но все
же полностью отдавал себе отчет, почему принял его. В дни падения Меджиса он был
мальчишкой, чуть старше Джейка Чеймберса, а мальчишкам убийство всегда дается с
трудом. – Если только она нас к этому не вынудит.
– Может, будет лучше, если вынудит. – Катберт ответил, как и
положено стрелку, но в голосе его слышалась тревога.
– Да. Возможно. Но это маловероятно, она слишком хитра.
Встать придется пораньше.
– Хорошо. Карты тебе отдать?
– Когда ты вот-вот разделаешься с ним? Нет уж.
Роланд прошел к своей койке. Сел, уставившись на лежащие на
коленях руки. Возможно, он молился. Возможно, о чем-то глубоко задумался.
Катберт пристально посмотрел на него, а потом уткнулся в карты.
16
Солнце только поднялось над горизонтом, когда Роланд и
Катберт двинулись в путь. Спуск, еще влажный от утренней росы, полыхал
оранжевым огнем первых солнечных лучей. Дыхание всадников и лошадей парком
вилось в воздухе. Утро это осталось у них в памяти навсегда. Впервые в жизни
они выехали с револьверами в кобурах. Впервые предстали перед миром стрелками.
Катберт не произнес ни слова, он знал, что, начав, уже не
сможет остановиться, будет нести привычную околесицу… а Роланд всегда отличался
молчаливостью. И за всю дорогу лишь раз они обменялись несколькими фразами.
– Я сказал, что допустил очень серьезную ошибку. – Разговор
затеял Роланд. – Ту, что открылась мне благодаря этому письму. – Он похлопал по
нагрудному карману. – Ты знаешь, в чем заключалась эта ошибка?
– Не в том, что ты полюбил ее… не в том, – ответил Катберт.
– Это ка, тут никуда не денешься. – Катберт испытывал огромное облегчение: он
мог не только произнести эти слова, он в них верил. Такой он мог принять Сюзан:
не возлюбленной лучшего друга, девушкой, которую он сам возжелал при первой же
встрече, но посланцем судьбы.
– Полюбить – это не ошибка, неверно думать, что любовь можно
как-то изолировать от всего остального. Пребывать в уверенности, что я смогу
жить двумя жизнями, одной – с тобой и Элом, нашей работой, а второй – с ней. Я
думал, эта любовь поднимет меня над ка точно так же, как крылья поднимают птицу
над теми, кто может убить и съесть ее. Ты понимаешь?
– Любовь ослепила тебя, – с необычайной мягкостью ответил
Катберт. Куда только подевалась злость, снедавшая его последние два месяца.
– Да, – с грустью признал Роланд. – Она ослепила меня… но
теперь я прозрел. Прибавим ходу. Я хочу покончить с этим как можно быстрее.