Когда Катберт сорвал печать и прочитал записку Риа, у него
округлились глаза.
12
Рой Дипейп поджидал Джонаса в «Приюте путников», куда тот в
отличном расположении духа и возвратился из поездки на «Полосу К». Посланец
таки прибыл, объявил Дипейп, улучшив и без того прекрасное настроение Джонаса.
Однако Рой почему-то не лучился счастьем, как ожидал Джонас. Скорее наоборот.
– Посланец поехал в Дом-на-Набережной, где, как я полагаю,
его ждут, – продолжил Дипейп. – Он хочет, чтобы ты прибыл туда немедленно. На
твоем месте я бы не задерживался ни на секунду, не стал бы далее есть. И пить
не советую. С этим типом можно иметь дело только на ясную голову.
– Что-то ты сегодня рассоветовался, а, Рой? – Голос Джонаса
сочился сарказмом, однако когда Красотуля принесла ему стопку виски, он качнул
головой и послал ее за стаканом воды. Рой-то сам не свой, решил Джонас. Бледно
выглядит старина Рой. А когда Шеб сел за пианино и прошелся по клавишам, Рой
вздрогнул, как от удара, и схватился за револьвер. Интересно. Но настораживало.
– Выкладывай, сынок… отчего волосы у тебя встали дыбом?
Рой покачал головой.
– Точно не знаю.
– Как зовут посланца?
– Я не спрашивал, он не представился. Показал мне пайдзу
Фарсона. Ты знаешь, – Дипейп понизил голос. – Глаз.
Джонас знал, все так. Он ненавидел этот широко раскрытый
глаз, не мог представить себе, что заставило Фарсона остановиться на таком
символе. Почему не поднятый кулак? Скрещенные мечи? Птица? К примеру, сокол…
сокол отлично смотрелся бы на пайдзе. Но этот глаз…
– Хорошо. – Джонас допил воду. Она пошла лучше, чем виски…
от поездки по солнцу в горле пересохло. – Остальное выясню сам.
У дверей Джонаса остановил голос Дипейпа:
– Элдред?
Джонас обернулся.
– Выглядит он, как разные люди.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Не знаю. – По лицу Дипейпа чувствовалось, что он в полном
замешательстве и действительно не понимает, с кем свела его судьба. – Мы
говорили не больше пяти минут, но в какой-то момент я посмотрел на него и
подумал, что он – тот старый козел из Ритзи, которого я пристрелил. Чуть позже
посмотрел еще раз и чуть не вскрикнул: «Адов огонь, да это же мой папашка». А
потом он стал самим собой.
– И как он выглядит?
– Увидишь сам. Впрочем, не думаю, что он тебе глянется.
Открыв одну дверцу, Джонас повернулся вновь:
– Рой, надеюсь, это не сам Фарсон? Переодевшийся
Благодетель?
Дипейп, хмурясь, задумался, потом покачал головой:
– Нет.
– Ты уверен? Мы видели его только раз, помнишь, и издалека.
– Латиго показал им Фарсона. Шестнадцать месяцев назад плюс-минус несколько
дней.
– Я уверен. Ты же помнишь, какой он огромный?
Джонас кивнул. Конечно, не лорд Перт, но ростом повыше шести
футов и поперек себя шире.
– Этот человек ростом с Клея, а то и ниже. И рост у него не
меняется, какое бы обличье он ни принял. – Дипейп помялся, прежде чем добавить:
– А смеется он, как мертвец. От этого смеха меня бросило в дрожь.
– Что значит, как мертвец?
Рой Дипейп покачал головой:
– Объяснить не могу.
13
Двадцатью минутами позже Элдред Джонас миновал арку со
словами «ВХОДИТЕ С МИРОМ» и оказался на вымощенном дворе Дома-на-Набережной. На
душе у него кошки скребли. Он ожидал, что приедет Латиго… а приехал, если Рой
слишком уж не ошибся, кто-то другой.
Мигуэль, широко улыбаясь, поспешил к нему. Взял поводья из
рук Джонаса.
– Reconocimiento [Благодарю (исп.).].
– Por nada, jefe [Не за что, сеньор (исп.).].
Джонас вошел в дом, увидел Олив Торин, в одиночестве
сидевшую в гостиной, кивнул ей. Она кивнула в ответ, чуть улыбнулась.
– Сэй Джонас, как хорошо вы выглядите. Если вы хотите
увидеть Харта…
– Прошу меня извинить, леди, но я приехал к канцлеру. – И
Джонас быстро поднялся по лестнице, ведущей в апартаменты канцлера, прошел
узким длинным коридором, освещенным (не очень ярко) газовыми рожками.
Постучал в массивную, из дуба, инкрустированную медью дверь.
К красивым женщинам вроде Сюзан Дельгадо Раймер проявлял полное равнодушие,
зато атрибуты власти и роскошь любил.
– Заходите, мой друг, – ответил голос – не Раймера. А за
словами последовал смешок, от которого по коже Джонаса поползли мурашки. Он
смеется, как мертвец, вспомнилось ему предупреждение Роя.
Джонас толкнул дверь и вошел. К благовониям Раймер относился
с безразличием, точно так же как к бедрам и губам женщин, но сейчас в кабинете
курились благовония, и их запах напомнил Джонасу о Зале Предков в Гилеаде.
Газовые рожки горели на полную мощность. Шторы из пурпурного бархата
(королевский цвет, его Раймер выделял среди всех) колыхались от морского бриза,
залетавшего через открытые окна. Раймера Джонас не увидел. Как и обладателя
голоса, пригласившего его войти. К кабинету примыкал небольшой балкончик, но
через открытые двери Джонас видел, что там никого нет.
Джонас двинулся дальше, бросил взгляд в зеркало в золоченой
раме, дабы убедиться, что никого нет и у него за спиной. Никого и не было.
Впереди и слева стоял столик, накрытый на двоих, на нем – тарелки с холодными
закусками, но стулья пустовали. Однако кто-то с ним говорил. Кто-то пригласил
его войти, находясь по другую сторону двери.
Джонас выхватил револьвер.
– Да перестаньте, – послышался тот самый голос. Из-за левого
плеча Джонаса. – Незачем прибегать к оружию, мы же все друзья. Сами знаете,
находимся по одну сторону баррикад.
Джонас развернулся на каблуках, внезапно ощутив себя
медлительным стариком. Перед ним стоял мужчина среднего роста, плотного
сложения, с блестящими синими глазами и румянцем во всю щеку, свидетельствующим
то ли об отменном здоровье, то ли о выпитом вине. Его улыбающиеся губы
открывали маленькие зубки, спиленные на острие… конечно же, природа не могла наделить
человека такими острыми зубами. Одет он был в черную сутану, в каких ходили
святые люди, с отброшенным на спину капюшоном. Поначалу Джонас подумал, что
мужчина лысый, но потом понял, что ошибся. Волосы он не стриг – брил.