— Да, пока не получается, но только не думай, парень, что ты
все должен сделать сам. Нащупай что-то между собой и дверью… что-то похожее на
крюк… или шип… — произнеся эти слова, Хенчек обратился к стоящим у входа в
пещеру мэнни. — Хедрон, иди сюда. Тонни, ухватись за плечи Хедрона. Льюис,
ухватись за Тонни. И так далее! Сделайте это! Все!
Колонна мэнни придвинулась. Ыш тявкнул, похоже, сомневался в
результате.
— Ищи, мальчик! Ищи крюк! Он между тобой и дверью! Нащупай
его!
Джейк напрягся, тогда как его воображение внезапно
нарисовало образы невероятной и ужасающей четкости и яркости, недостижимых ни в
каком сне. Он увидел Пятую авеню между Сорок восьмой и Шестидесятой улицами
(«Двенадцать кварталов, где каждый январь исчезают мои рождественские премии»,
— частенько бурчал его отец). Он видел как все двери, на обоих сторонах улицы,
распахнулись одновременно: «Фенди»! «Тиффани»! «Бергдорфа Гудмана»! «Картье»,
«Даблдей букс»! Отеля «Шерри Нитенленд». Он увидел бесконечный холл, застланный
коричневым линолеумом, и знал, что холл этот — в кинотеатре «Пентагон». Он
видел двери, никак не меньше тысячи дверей, разом распахнувшихся и создающих
мощнейший сквозняк.
Однако, дверь перед ним, единственная, нужная им, оставалась
закрытой. Да, закрытой, но… Ее трясло, она стучала о дверной косяк. Он это
слышал.
— Давай, малыш! — процедил Эдди сквозь сжатые зубы. — Если
не сможешь отрыть ее, вышиби пинком.
— Помогайте мне! — прокричал Джейк. — Помогайте, черт
побери! Все вместе!
Сила в пещере, казалось, удвоилась. От гудения завибрировали
кости черепа Джейка. Зубы давно уже выбивали барабанную дробь. Пот застилал
глаза, туманя зрение. Он видел двух Хенчеков, кивающих кому-то, стоявшему за их
спинами: Хедрону. А за Хедроном стоял Тонни. А за Тонни — остальные, змеей
вытягиваясь из пещеры на тропу.
— Приготовься, парень, — выдохнул Хенчек. Рука Хедрона
скользнула под рубашку Джейка и ухватилась за пояс джинсов. Джейк почувствовал,
как его толкает в двери, а не оттаскивает назад. Что-то в его голове
устремилось вперед, он увидел как все двери тысячи, тысячи миров широко
распахнулись, вызвав ветер такой силы, что он мог практически задуть солнце. А
потом все замерло. Зато что-то появилось… появилось перед дверью… Крюк. Это
крюк!
Он накинул на крюк, словно петлю, свой разум и жизненную
силу. И одновременно почувствовал, как Хедрон и другие тянут его назад. Тут же
возникла боль, невыносимая, рвущая в клочья. А потом чувство, будто из тебя
вытягивают все нутро. Отвратительное чувство, казалось, кто-то наматывал на
крюк кишку за кишкой. И при этом мерзкое жужжание в ушах и глубоко в мозгу.
Джейк попытался выкрикнуть: «Нет, хватит, отпустите меня», —
и не смог. Он попытался вскрикнуть и услышал свой крик, да только в голове.
Боже, его подцепили. Подцепили на крюк и теперь рвут надвое. Только одно
существо услышало его крик. С яростным лаем Ыш рванулся к Джейку. И в тот же
самый момент Ненайденная дверь открылась, распахнулась, с шипящим свистом
повернулась на петлях перед носом Джейка.
— Возрадуемся! — крикнул Хенчек, и в его голосе слышались
ужас и восторг. — Возрадуемся, дверь открылась! Оувер кам-каммен! Кан-тах,
кан-кавар каммен! Оувер-кан-тах!
Остальные мэнни подхватили крик Хенчека, но к тому времени
Джейк Чеймберз уже вырвал руку из руки Роланда, который стоял справа от него. К
тому времени он уже летел, и не один. На пару с отцом Каллагэном.
8
Эдди едва успел услышать Нью-Йорк, учуять Нью-Йорк, и
осознать, что же случилось. А самое ужасное заключалось в том, что его рассудок
четко все фиксировал, он отдавал себе отчет: все идет с точностью до наоборот
от ожидаемого им, но ничего не мог поделать.
Он увидел, как Джейка выдернуло из круга, и почувствовал,
как рука Каллагэна вырвалась из его руки; увидел, как они летят по воздуху к
двери, в тандеме крутят сальто, словно пара гребаных акробатов. Что-то пушистое
и гавкающее прямо-таки как пуля пронеслось мимо его головы. Кувыркающийся Ыш, с
прижатыми к голове ушами, выпученными от ужаса глазами, которые, казалось,
отделились от мордочки зверька и летели сами по себе.
Более того, Эдди вдруг понял, что он более не держит Кантаба
за руку и устремился к двери… его двери, его городу и к затерявшейся там его
покинувшей Кэллу и беременной жене. И внезапно ощутил (еще как ощутил)
невидимую руку, которая толкнула его назад, и голос, который говорил, не
произнося ни единого слова. Услышанное Эдди было ужаснее любых слов. Слова еще
можно оспорить. Тут же он услышал бессловесное нет, и насколько мог судить,
приказ это мог поступить из самой Темной Башни.
Джейк и Каллагэн проскочили в дверной проем, словно пули,
выпущенные из двустволки: умчались в темноту, наполненную звуками автомобильных
сигналов и шуршанием шин движущегося транспорта. Издалека, но ясно, как голоса,
которые слышишь во сне, до Эдди донесся резкий, хрипатый, экзальтированный
голос, вещающий тем прохожим, которые хотели его слышать: «Упомяни имя Божье,
брат мой, это правильно, упомяни имя Божье на Второй авеню, упомяни имя божье
на авеню Би, упомни имя Божье в Бронксе. Я говорю Бог, я говорю Бог — Бомба, Я
говорю Бог!» То звучал голос настоящего нью-йоркского безумца, если Эдди
когда-нибудь доводилось такого слышать, и он рвался к нему всем своим сердцем.
Он увидел, как Ыш пролетел сквозь дверь, словно обрывок газеты, подброшенный с
мостовой воздушным вихрем от промчавшегося автомобиля, а потом дверь
захлопнулась, так быстро и сильно, что ему пришлось прищуриться от ударившего в
лицо ветра, и ветер этот тащил облако пыли, поднятой с пола пещеры.
Прежде чем Эдди успел закричать от ярости, дверь
распахнулась вновь. На этот раз в яркий солнечный свет, наполненный пением
птиц. Он почувствовал запах сосен, услышал, как вдали что-то громыхнуло. А
потом его засосало в эту яркость, и он не смог даже крикнуть, что все пошло не
так, что… Эдди обо что-то стукнулся виском. Одно короткое мгновение остро
чувствовал, что летит между мирами. Потом раздалась стрельба. Пришла смерть.
КУПЛЕТ:
Commala — come — two
The wind’ll blow you through
Ya gotta go where ka’s wind blow ya
Cause there’s nothing else to do.
ОТВЕТСТВИЕ:
Commala — come — two!
Nothing else to do!
Gotta go where ka’s wind blows ya
Cause there’s nothing else to do.
Строфа 3
Труди и Миа
1
До первого июня 1999 года Труди Дамаскус полагала себя
практичной женщиной, которая могла объяснить любому, что НЛО в большинстве
своем — атмосферные зонды (а остальные сработаны людьми, которые хотели
покрасоваться на экране телевизора), Туринская плащаница — подделка какого-то
мошенника четырнадцатого века, а призраки, включая и Джейкоба Марли
[11]
—
свидетельства психического нездоровья или вызваны расстройством пищеварения.
Будучи практичной женщиной, она хвалила себя за свою практичность, и чему-либо
суеверному и сверхъестественному не было места в ее мыслях, когда она шла по
Второй авеню на работу (бухгалтерскую фирму «Гаттерберг, Ферт и Патель»), с
холщовым пакетом для покупок и сумочкой на плече. Одним из клиентов «ГФиП» была
сеть магазинов детских игрушек «КидзПлей», и сеть эта задолжала «ГфиП»
приличную сумму. То обстоятельство, что они также балансировали на грани
банкротства, для Труди ровным счетом ничего не значило. Она хотела получить
причитающиеся фирме 69211 долларов и 19 центов и провела большую часть
отведенного на ленч часа (в одной из дальних кабинок кафе «Блины и оладьи у
Денниса», которое до 1994 года было рестораном «Чав-Чав»), размышляя над тем,
как их добыть. За последние несколько лет она уже сделала несколько шагов к
тому, чтобы фирма «Гаттенберг, Ферт и Патель» сменила название на «Гаттенберг,
Ферт, Патель и Дамаскус», и получение долга с «КидзПлей» стало бы еще одним
шагом, причем большим, в этом направлении.