— Отбрось его! — прокричал один из них, прикрывая лицо
руками. — Это же жалкая побрякушка овечьего Бога, отбрось ее, если посмеешь!
«Жалкая побрякушка овечьего Бога, говоришь? Тогда чего тебя
так колбасит?»
С Барлоу он не решился ответить на этот вызов, и был за это
жестоко наказан. Здесь, в «Дикси-Пиг» Каллагэн протянул крест к тому, кто подал
голос.
— Мне нет нужды крепить свою веру, встречаясь с такой
тварью, как ты, сэй, — его слова разнеслись по всему обеденному залу. Он
практически загнал древних в арку, из которой они высыпали. На лицах и руках тех,
кто стоял впереди, появились огромные черные вздутия, разъедающие древний
пергамент их кожи, как кислота. — И я никогда, ни при каких обстоятельствах, не
выброшу такого давнего друга. Но убрать? Почему нет, хоть сейчас, — и крест
нырнул под рубашку.
Несколько вампиров тут же прыгнули на него, раззявленные
клыками пасти кривились, словно в ухмылке. Каллагэн выставил руки перед собой.
Пальцы (и ствол «ругера») светились, словно их окунули в синий огонь. Сверкали
глаза черепахи. Сиял и ее панцирь.
— Прочь от меня! — воскликнул Каллагэн. — Божья власть и
Белизна повелевают вам!
7
Когда жуткий шаман повернулся к Праотцам, Маймен, тахин,
почувствовал, что чары этой ужасной, этой восхитительной Черепахи чуть
ослабели. Он увидел, что мальчишка ушел, и, конечно же, встревожился. Впрочем,
мальчишка мог лишь пройти чуть дальше и по-прежнему находиться в «Дикси-Пиг»,
что не предвещало беды. А вот если он нашел дверь в Федик и воспользовался ею,
тогда Маймен мог оказаться в чрезвычайно щекотливом положении. Ибо Сейр
отчитывался только Уолтеру о'Диму, а Уолтер -лишь самому Алому Королю.
Неважно. Каждому овощу свое время. Сначала нужно разобраться
с шаманом. Натравить на него Праотцов. Потом искать мальчишку, возможно,
подманить его, крича, что он нужен его другу… да, это могло сработать…
Маймен (Человек-Кенарь для Миа, Птичка Твити для Джейка),
двинулся вперед, схватил Эндрю, толстяка в смокинге с лацканами из шотландки,
одной рукой и еще более толстую подругу Эндрю — другой. Указал на Каллагэна,
стоящего к ним спиной.
Тирана яростно замотала головой. Маймен раскрыл клюв, что-то
прошипел. Она отпрянула от тахина. Маска Тираны уже познакомилась с пальчиками
Детты Уокер и теперь висела клочьями на челюсти и на шее. А во лбу пульсировала
красная рана, сжималась и разжималась, словно жабры умирающей рыбы.
Маймен повернулся к Эндрю, отпустил его на несколько
мгновений, чтобы вновь указать когтистой лапой, которая служила ему рукой на
шамана, а потом красноречивым жестом провести по заросшей перышками шее. Эндрю
кивнул, оторвал от себя пухлые ручищи жены, когда она попыталась его
остановить. Человеческую маску сработали настолько хорошо, что она передала
эмоции этого «низкого мужчины»: он собирался с духом. А собравшись, со
сдавленным криком прыгнул вперед, обхватил шею Каллагэна не кистями, а толстыми
предплечьями. Не отстала от Эндрю и его подруга, крича, что есть мочи, вышибла
из руки Каллагэна черепашку из слоновой кости. Skoldpadda ударилась о красный
ковер, отскочила под один из столиков, и с этого момента (как бумажный
кораблик, некоторые наверняка помнят, о чем я) навсегда покидала эту историю.
Праотцы по-прежнему держались от Каллагэна подальше, как и
вампиры третьего вида, обедавшие в зале, но «низкие» мужчины и женщины
почувствовали слабость своего противника и надвинулись на него, сначала
осторожно, потом со все большей решимостью. Окружили Каллагэна и, после коротко
колебания, навалились на него, беря числом.
— Отпустите меня во имя Господа! — воскликнул Каллагэн, но,
разумеется, только сотряс воздух. В отличие от вампиров, существа с красным
глазом во лбу не реагировали на каллагэновского Бога. Ему лишь оставалось
надеяться, что Джейк не остановится и уж тем более не вернется. Что он и Ыш,
как ветер полетят к Сюзанне. Спасут ее, если смогут. Умрут с ней, если нет. И
убьют ее ребенка, если позволят обстоятельства. Пусть Господь его простит, но в
этом он допустил ошибку. Им следовало избавиться от ребенка в Калье, когда у
них был такой шанс.
Что-то глубоко вонзилось в шею. Теперь вампиров не сможет
остановить даже крест, понял Каллагэн. Почувствовав запах крови, они набросятся
на него, как стая акул. «Помоги мне, Господи, — подумал он, дай мне силу», — и
почувствовал, как сила вливается в него. Перекатился налево, чувствуя, как
когти рвут ему рубашку. На мгновение освободилась его правая рука, сжимающая
«ругер». И Каллагэн направил пистолет на трясущееся, потное, перекошенное
ненавистью лицо толстяка по имени Эндрю, приставил ствол «ругера» (в далеком
прошлом купленного для защиты дома отцом Джейка, в немалой степени
паранойяльным телепродюссером) к красному, мягкому глазу в центре лба «низкого
мужчины».
— Не-ет, ты не посмеешь! — вскричала Тирана, потянулась к
пистолету. Верх платья лопнул, из него вывалились массивные груди, покрытые
жесткой шерстью.
Каллагэн нажал на спусковой крючок. В обеденном зале выстрел
прозвучал подобно грому. Голова Эндрю разлетелась, как тыква, наполненная
кровью, окатив красным дождем тех, кто находился позади. Раздались крики ужаса
и изумления. Каллагэн успел подумать: «Вы ведь такого не ожидали, не так ли?»
Мелькнула и другая мысль: «Надеюсь, этого достаточно для вступления в клуб?
Теперь я — стрелок?»
Возможно, нет. Но был еще человек-птица, стоявший прямо перед
ним между двух столов, клюв раскрывался и закрывался, в горле клокотало от
волнения.
Улыбаясь, приподнявшись на локте, не обращая внимания на
кровь, хлещущую из раны на шее, Каллагэн нацелил «ругер» Джейка.
— Нет! — вскричал Маймен, закрывая лицо руками-лапами,
словно они могли защитить от пули. — Нет, ты НЕ…
«Очень даже могу», — с детским ликованием подумал Каллагэн и
выстрелил вновь. Маймен отступил на два шага, потом еще на один. Задел столик и
упал на него. Три желтых перышка, зависшие было над ним, лениво спланировали на
пол.
Каллагэн уже слышал жуткие завывания, не злости или страха —
голода. Запах крови наконец-то проник в закупоренные гноем ноздри, и теперь они
рвались к угощению. А потому, если он не хотел составить им компанию…
И отец Каллагэн, когда-то преподобный Каллагэн из
Салемс-Лот, повернул ствол «ругера» к себе. Не стал терять время на поиск
вечности в темноте ствольного канала, приставил дуло к шее под подбородком.
— Хайл, Роланд! — воскликнул он, зная,
(волна их подняла волна )
что его слышат. — Хайл, стрелок!
Палец его застыл на спусковом крючке, когда древние монстры
набросились на него. Его захлестнула вонь их холодного, бескровного дыхания, но
не испугала. Никогда раньше он не чувствовал в себе такую силу. Из прожитых лет
самыми счастливыми для себя он полагал годы бродяжничества, когда был не
священником, а Каллагэном-с-Дорог. И чувствовал, что скоро сможет вернуться к
той жизни, странствовать, сколько пожелает душа, поскольку сделал все, что должен,
и его это радовало.