Стряхнув повисшую у него на шее Роми, Меншиков решительно
подошел к киберкухарю и выломал пальцами одну за другой все клавиши, выдававшие
вино. Обернулся. Роми уже сидела за столом, уронив голову на руки. Тщедушного
биолога не было – незаметно улизнул под шумок. Чертыхнувшись, Меншиков вылил в
высокий бокал остатки вина из бутылки на столике Роми. Набралось почти до
краев. Залпом осушил, поморщился и пошел к себе, отвесив по дороге полновесный
пинок первому попавшемуся шару. Шар промолчал, а Меншиков, как его и
предупреждали, больно ушиб ногу.
В своей комнате он вытянулся на постели, заложил левую руку
под голову, а правую свесил к полу – поза, в которой ему лучше всего и уютнее
думалось.
Происходит что-то жестокое. Девчонке не было смысла врать
ему, с первого взгляда видно, что все они здесь ждут чего-то и прекрасно знают,
чего ждут. Каждый день кто-то уходит (умирать? в лес?). У Белаша болтается на
поясе этот странный тесак, – можно прозакладывать голову – неземного
производства. Кто его вооружил и зачем? С первого взгляда видно также, что эта
комната – просто-напросто придорожная скамейка. Аскетическое временное
пристанище с минимумом необходимого – все за то, что постояльцы здесь надолго
не задерживаются…
Он встал, прошелся по комнате от окна к стене, взял карандаш
и стал рассеянно чертить им по белой крышке низенького шкафчика. Провел
несколько бессмысленных загогулин, подумал и нарисовал вокруг деревья и остался
доволен – рисовал он неплохо. Крупно написал внизу, вспомнив Тома Сойера:
«Здесь после тридцатилетнего заточения разорвалось измученное сердце
несчастного узника». Черта с два, недельку бы протянуть, узника замка Иф из тебя
не выйдет, браток, сроки не те… Оставить письмо своему преемнику, по
стародавнему обычаю узников выцарапать нечто на стене? Болван, бревно! Нет,
каков болван, с этого и нужно было начинать! С поисков того, что могли написать
предшественники!
Меншиков бомбой вылетел в коридор, покосился на неподвижные
шары: спросить у них? Нет, лучше не рисковать. Пошел по коридору, одну за
другой рывком распахивая двери, – стерильная чистота, веет нежилым, белые
шкафы, белые постели, опустевшие клетки…
Спустился на первый этаж, открыл одну дверь, вторую – везде
одно и то же, тишина, безликая пустота. Дернул на себя очередную ручку, и в
ушах зазвенело от отчаянного девичьего крика. Роми прижалась к стене, сжав ‘
щеки ладонями, и в глазах ее был такой ужас, что Меншиков невольно оглянулся –
не возвышается ли за его спиной какое-нибудь жуткое чудовище вроде
харгуракского змеехвоста?
Никого, разумеется. Пустой коридор и неподвижные шары.
– Я так похож на людоеда? – спросил Меншиков. –
Странно, мне казалось всегда, что я симпатичный парень, не Аполлон конечно, но
есть во мне этакое злодейское обаяние, если верить знакомым девушкам…
Главное было – говорить не останавливаясь. Нанизывая
бесполезные шутливые слова, он медленно подошел к постели, сел в ногах:
– Ну успокойся, что с тобой?
Роми посмотрела более осмысленно, прошептала:
– Я думала, это за мной….
– Послушай, здесь были двое из «Динго»?
– Ну что тебе нужно? Что ты мечешься, выспрашиваешь?
Когда придет твое время, узнаешь все сам…
– Здесь были двое из «Динго»? – резко спросил
Меншиков.
– Ну были, были. Доволен? Устроили пальбу по своему
всегдашнему обыкновению, нашумели, буянили, только в конце концов ушли по той
же дорожке…
– Где они жили? – спросил Меншиков. – Где?
Роми, я тебя спрашиваю!
В ее глазах полыхнула тревога.
– Откуда ты знаешь, как меня зовут? Кто ты вообще
такой? Откуда ты меня знаешь?
– Видел в «Галаксе», – невозмутимо соврал
Меншиков. Бил он наверняка – ресторан «Галакс» на Эрине не минует ни один
человек, летящий в этот сектор Галактики или возвращающийся отсюда на
Землю. – Где они жили, Роми?
– Там, – она показала на стену. – Только жил,
а не жили. Второго увезли сразу, а за стеной жил тот, что стрелял, высокий
такой, рыжий. Слушай, кто ты такой, что все знаешь, я…
Но Меншикова уже не было в комнате.
Исписанную крышку шкафа он увидел сразу, с порога.
Подтвердилась догадка, родившаяся после того, как он вспомнил, что робот,
забрав анкету, безмятежно оставил карандаш. Похитители заботились лишь о том,
чтобы пленники не смогли убежать или покончить с собой, ничто другое их не
интересовало. Отчасти их можно понять – испиши разоблачениями хоть все стены,
какое это имеет значение?
Но писавший на всякий случай проявил недюжинную
изобретательность. Ни одна буква не походила на соседние – то прописные, то
строчные, то огромные, то крохотные, то тщательно выписанные, то стилизованные
до предела. Русский и латинский алфавиты, буквы славянской письменности,
оформленные под готический шрифт, и латинские, оформленные под иероглифы… В
довершение всего послание было написано с использованием арго парижских
бандитов девятнадцатого века с вкраплением итальянских, русских, немецких
жаргонных словечек того же периода. Это была великолепная работа профессионала
– написано «Динго» для «Динго». Не говоря о похитителях, докопаться до смысла
мог один землянин из тысячи…
«Тому, кто придет следом, – гласило послание. –
Захвачены неизвестными негуманоидами и помещены в это здание. Никаких попыток
контакта. Как удалось установить, пленников зачем-то посылают в лес, откуда
почти невозможно вернуться. Слышал, что захваченные корабли стоят где-то
поблизости. Попытаюсь что-нибудь сделать – оружие почему-то не отобрали. Не
поняли, что это такое, очевидно. Григория Бильджо сразу же отправили в лес. На
всякий случай – будь счастливее меня. Ален Ле Медек».
Черные буквы на белой крышке – все, что осталось от Алена Ле
Медека, да еще оловянная пуговица. Итак, Роми говорила чистую правду насчет
леса…
Подобно миллиардам землян, Меншиков жадно ждал Контакта –
того, такого, о котором писали вот уже триста лет, – кто с верой, кто с
иронией. Контакта, о котором мечтали даже не склонные к мечтаниям серьезные
люди. Встречи с братьями по разуму, пусть на худой конец и не похожими на
людей, но близкими по развитию, с которыми можно и поговорить о науке-технике и
обменяться симфониями-картинами… да многим. Такая встреча способна была
разрешить наконец вопросы, заданные сотни лет назад, но до сих пор не
получившие ответа, подтвердить или опровергнуть пережившие своих творцов
гипотезы, расставить точки, перечеркнуть авторитеты и реабилитировать посмертно
людей, при жизни считавшихся заблуждавшимися чудаками. От этой встречи ждали
многого, но проходили десятилетия, а ее все не случалось… Не удавалось найти
Равноправных Собеседников, с которыми можно поговорить сию минуту, сейчас.
Однако в них продолжали верить и считали, что слова «Высокий Разум» и
«Гуманизм» – безусловно синонимы. Все случившееся здесь, в Большой Золотой
Черепахе, начисто перечеркивало прежнее убеждение в априорном гуманизме
гипотетических партнеров, автоматически превращало их в тех давних
гипотетических врагов, подбрасывало зловещие исключения из правил, –
вернее, первая и единственная встреча с исключением из правил, – вернее,
первая и единственная встреча с иным разумом оказалась исключением из правил, и
оттого-то Меншикову сейчас не хотелось жить – слишком многое рушилось…