Седьмой час «Байкал» ползет на скромной, прямо-таки
черепашьей скорости в световой неделе от условной границы скопления. Один на
корабле, один в космосе – в такие минуты не веришь, что существуют где-то море,
облака, леса, другие люди. Есть только Черное Безмолвие.
Ленивый паук. Нерасторопный какой-то. Паутинка дрожит, а он
и не думает торопиться. Или паутинка не шелохнулась? Что ж, потянем за другую.
Неприятности с кораблями и отдельными пассажирами часто случались в момент
гиперперехода…
Руки на клавиши. Звездная россыпь на экране меркнет, экран
заливает мутно-белое свечение, и это уже гиперпространство, в которое так долго
не верили, а потом тихо и буднично открыли, на первых порах не поняв даже, что
именно открыли. Тик. Так. Тик. Так. Обгоняя луч света, считавшийся когда-то
самым быстрым бегуном Вселенной. А теперь гасить импульсы, всю мощность на
ресивер, нет смысла прыгать слишком далеко, вот меркнет и молочное свечение,
скоро появится первая звезда, совсем просто, не труднее, чем управлять
старинным автомобилем… Но где же звезды, ведь уже пора, еще три секунды назад
корабль должен был вынырнуть в обычном пространстве, но приборы несут дикую
галиматью! Как муха в янтаре, корабль застрял на границе перехода, в обычное
пространство выйти невозможно, а если назад, в гипер? Умом понимаешь, что все в
порядке, паутинка звенит хрустально и паук на сей раз не оплошал, но сердце
протестует, это даже не сердце, это из страшной древности инстинкт посылает
категорический приказ: нельзя добровольно идти на смерть, прочь, уходи от
опасности, беги!
Меншиков с усилием оторвал руки с пульта, вцепился в мягкие
широкие подлокотники и откинулся назад, насколько позволяло кресло, но прошло
еще несколько страшных, раздирающих мозг секунд, прежде чем чужая воля
растворила, подмяла сознание…
Глава 3
Воспоминание в полубреду
Снег хрустит под ногами, белый, нетронутый снег, вот оно,
это место, робот просунул в кучу хвороста длинный шест и умело ворочает им. Первое
рычание – короткое пока, удивленно-сонное. Шест уходит глубже, и рык
усиливается. Ружье на изготовку. Никаких лучеметов, иглеров и прочего оружия,
принадлежащего этому веку. Ружье изготовлено по старинной технологии, как и
патроны в нем, как и пули в них, свинцовые кругляши. Довольно, Роб, назад, ты
свое сделал, не стоит путаться под ногами, ну же, прочь! Вот он поднялся из
берлоги, ревет, взмыл на задние лапы, сделал первый шаг, блестят в розовой
пасти желтые влажные клыки, зло таращатся маленькие глазки, но страха в них
нет, и это хорошо, это то, что нужно. Стрелять не в загнанного жалкого беглеца,
а в могучего, достойного противника. Амикан, Локис, Урсус, Бурый, я здесь, иди!
Выстрел. Короткий затихающий рев. Снег забрызган темной
кровью, от нее поднимается парок, а медведь уже недвижим, мертв, одной пулей,
понимаете вы это – вы, которые в городах? Как в стародавние времена, мы были с
ним один на один, я одолел его, вы слышите, заснеженные кедры?
Эхэ-хэ-э-й!
Глава 4
Липы за окном
Над ним был белый потолок с круглой лампой. Меншиков лежал
навзничь на обычной постели в комнате с большим высоким окном, но что делается
за окном – с постели не видел. В комнате, кроме кровати, квадратный белый шкаф,
какими пользуются на звездолетах. И все, ничего больше, поэтому комната кажется
огромной. Пошевелить ногой?
Он пошевелил руками, ногами, поднял от подушки голову. Тело
повиновалось. Набравшись смелости, Меншиков встал. Комбинезон
инженера-ремонтника остался на нем, и он сразу почувствовал тяжесть
замаскированного бластера в набедренном кармане. Меншиков по-звериному втянул
ноздрями воздух – вполне обыкновенный воздух, но было в нем едва уловимое
чужое, слабый ответ-отзвук неизвестного запаха. Вдруг ни с того ни с сего
закружилась голова, но это был элементарный шок – с сильными натурами такое
тоже случается, железных людей нет. Он стоял посреди комнаты и кричал шепотом:
«Значит, правда, значит, удалось!»
Осторожно, словно под ногами был тонкий молодой дедок,
Меншиков подошел к окну с широким белым подоконником. За окном росли
внушительные старые липы, а за липами тянулась в обе стороны, насколько можно
видеть, высокая тускло-серая стена, скорее всего металлическая. Простенько и
элегантно, сказал он себе. Не нужно ставить силовое поле, не нужно ворот с
неусыпным цербером, – если строители и хозяева сего узилища попадают сюда
по воздуху, достаточно высокой стены, обычному человеку через нее не
перебраться.
Меншиков подбросил на ладони выполненное в виде безобидной
дрели оружие и весело подумал о переполохе, который он в состоянии учинить
здесь с этой штукой в руках. Представить приятно сей тарарам…
Только сейчас он заметил, что на крышке шкафа лежит
придавленный электрокарандашом разграфленный лист бумаги. Это было что-то вроде
анкеты, вопросов на десять. Меншиков разделался с ним почти молниеносно. Теперь
тот, к кому попадет эта анкета, может узнать, что инженер-ремонтник Сергей
Вагин совершал профилактический осмотр станций дальней связи в этом секторе и
ни о каких таких исчезновениях кораблей (такой вопрос наличествовал) слыхом не
слыхивал. Вообще-то заявлять такое было несколько опрометчиво, но что делать?
Оставались некоторые сомнения – не подменили ли оружие
безобидной имитацией? Палить для проверки в комнате, безусловно, нельзя. Но
поскольку другие приборы Меншико-ва работали исправно, он решил считать, что
оружие в боевой готовности.
Второй жизненно важный вопрос: наблюдают ли за ним сейчас
или нет? Датчик, выявлявший электронные устройства, клялся, что нет. Меншиков
задумчиво уселся по-турецки на полу посреди комнаты, чтобы привести в систему
свои первые скудные наблюдения.
Несомненно, это здание – тюрьма. Здания, окруженные высокой
стеной, в которые помещают людей помимо их желания, загородным клубом или
Чайханой обычно не бывают. Отсутствие сакраментальных решеток на окнах с лихвой
компенсирует стена, даже на вид гладкая, как стекло. Это первое.
Судя по высоте, с которой он смотрел во двор, его комната
находилась на уровне второго этажа обыкновенного земного дома. Это второе.
Глубокомысленные выводы, что и говорить…
Дверь отворилась почти бесшумно (однако тренированное ухо
отметило едва слышный скрип), и в комнату вплыл по воздуху зеленый шар размером
с футбольный мяч, остановился в четырех шагах от Меншикова, повис перед его
лицом и бесстрастно сообщил по-русски:
– Бояться меня нет необходимости. Я осуществляю функции
ухода и заботы о вашей жизнедеятельности. С имеющимися просьбами прошу
обращаться ко мне.
– Очень мило, – сказал Меншиков. – Эй, тварь,
ты сапиенс или попросту холуй, жестяная шестерка?
Он хотел выяснить, насколько хорошо похитители изучили язык.
Исторические романы Меншиков читал систематически и потому располагал солидным
запасом старинной брани и жаргонных словечек – среди их братии это было модно.