– Особая группа, – сказал Спартак веско. – Нас
специально учили.
– Прекрасно, – обрадовался ротмистр. – А я уж было
приуныл, решив, что нам придется пока что объясняться жестами... Как вы себя
чувствуете, лейтенант?
– Не особенно хорошо, – искренне сказал Спартак. –
Ну, вы понимаете...
– Да, конечно. Прекрасно понимаю, что вам пришлось пережить.
Остальные, надеюсь, успели выпрыгнуть?
– Не все... – сказал Спартак. – Что это за место?
– Наш охотничий домик. Нашего семейства, я имею в виду.
«Ах, вот оно что, – подумал Спартак. – Графья
недорезанные, будем знакомы...»
– Сейчас принесут что-нибудь поесть, – сказал
ротмистр. – Не откажетесь?
– Не откажусь, – кивнул Спартак.
У него создалось впечатление, что ротмистр чего-то
напряженно ждет, и уж никак не такого пустяка, как жратва, которую должны
доставить, надо полагать, на столь же роскошном подносе. Стопари то ли
позолоченные, то ли – очень может быть, судя по весу – целиком из золота. С
приятностью разлагаются графья, этакие бури над Европой крутятся, а охотничий
домик по-прежнему цел...
Ну, так что же делать? Может, приложить этому экспонату со
свалки истории по башке и, не мудрствуя, выскочить в ближайшее окно? За ним
будет погоня, конечно – но убегать от партизан совсем не то, что от немцев,
никакого сравнения... Рискнуть? Тут должны быть и какие-то другие партизаны,
которые как раз Москве подчиняются...
– Вам не жарко в этой одежде? – любезно спросил
ротмистр. – Снимайте и располагайтесь без церемоний, вы у друзей. Мы –
Армия Крайова. Доводилось слышать, надеюсь?
Спартак молча кивнул. Он и в самом деле слышал краем уха от
особистов, что именно эту армию следует избегать, как черт ладана, поскольку
тут все сплошь реакционеры и антикоммунисты.
– Ничего, – сказал он. – Мне что-то зябко...
Глупо было думать, что кадровый вояка – а у ротмистра все
повадки кадрового – не опознает с ходу советское обмундирование...
Открылась резная дверь, вошли еще несколько человек. Спартак
повернулся и уставился на них во все глаза без всяких церемоний, как и
полагалось любопытному американцу. Один – ничего особенно сложного, верзила с
не отягощенной интеллектом физиономией. Второй, хотя и с коричневой кобурой на
поясе, явно интеллигент – щупленький и лысенький, с замашками закоренелого
штатского. Третий...
Вот третий Спартаку сразу не понравился, с полувзгляда.
Вроде бы обыкновенный мужичок средних лет и ничем не примечательного облика,
этакий скучный бухгалтер – но и в колючем взгляде, и в кислой роже есть нечто
специфическое, заставлявшее вспомнить, если применительно к родным реалиям...
Интеллигент, уставясь на Спартака, протрещал какую-то
длиннющую фразу на совершенно непонятном языке. Не разобрав ни словечка,
Спартак промолчал – а что еще оставалось делать. Лысик произнес еще что-то, не
менее длинное, замолчал, растерянно пожал плечами, оглядывая окружающих с
недоуменным видом.
– Что, ни слова не понял? – послышалось сзади.
Спартак машинально кивнул – и только в следующую секунду
сообразил, что вопрос был задан по-русски. Его прямо-таки в жар бросило. Чуя,
что дела оборачиваются нехорошо, он резко опустил руку в карман.
Могучий удар сзади по шее сбил его из кресла на пол – так и грянулся
левым боком, что твой царевич-королевич из сказки, только, понятное дело, ни в
какого ясного сокола не превратился, а тихонько взвыл от неожиданной боли.
Сознания он не терял, и разлеживаться долго не пришлось –
верзила навалился, прижимая руки к потемневшему паркету, а тот, с колючими
глазами, вмиг выхватил из кармана «парабеллум», быстро охлопал Спартака по
всему телу и, отступив на шаг, распорядился без малейшей теплоты в голосе:
– Вставай, большевичок, не притворяйся, что тебе томно...
Спартак поднялся, покряхтывая – и вновь уселся без
приглашения. Тут же за его креслом встал верзила.
– Боюсь, наши отношения принимают неожиданный
оборот... – сказал ротмистр уже откровенно неприязненно.
– Что же это за американец, который ни словечка не понимает по-английски? –
хмыкнул Колючий, усаживаясь рядом со Спартаком. Двумя пальцами взял его за
запястье, приподнял и опустил. – И какой же американец будет расхаживать с
погаными советскими часиками на руке? И, наконец, носить под комбинезоном советскую
форму?
«Вот оно что, – подумал Спартак. – Кто-то из ихних
наблюдал за сценой у самолета, видел, как те скоты с меня комбинезон стащили, и
что под ним оказалось, тоже видел... Те, что шлепнули коменданта, этого не
знали, но потом-то выяснилось...»
– Ну, что скажете? – усмехнулся ротмистр. –
Забавно, но я и сам не подозревал сначала. Но потом, когда увидел ваши убогие
часы с четкой советской надписью, когда у вас из-под комбинезона выглянула
классическая совдеповская гимнастерка... Ну а пан капитан, – он кивнул на Колючего, –
довершил картину... Что скажете?
– А что тут сказать? – пожал плечами Спартак и
демонстративно потер ушибленную шею. – Лейтенант военно-воздушных сил
Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Чего тут стыдиться? Вы что, за немцев?
– Против, – спокойно сказал ротмистр. – Из чего
вовсе не вытекает, что вы оказались среди друзей. Боюсь, все обстоит как раз
наоборот.
– А чего ж коньячком поили? – ехидно поинтересовался
Спартак.
– Из уважения к вашему статусу военного летчика,
несомненного офицера, – сухо сообщил ротмистр. – Я и перед расстрелом
вам непременно налью, могу заверить. – Он встал, повелительно бросил
что-то по-польски остальным и, не оборачиваясь, вышел.
Капитан тут же по-хозяйски разместился на его месте и, чуть
воровато оглянувшись на дверь, налил себе до краев, выплеснул в рот. Блаженно
зажмурился – и тут же уставился на Спартака прежним колючим взглядом:
– Его сиятельство, господин граф, холера ясна, не желает
пачкать об тебя свои благородные ручки. Аристократия, что поделаешь... Зато я,
сразу тебе скажу, большевистская морда, подобных дурацких предрассудков лишен.
Если понадобится, я тебе самолично кишки вытяну через жопу прямо здесь.
Соображаешь?
– А по какому, собственно, праву? – спросил Спартак,
прекрасно соображавший, что терять в его положении нечего, а потому и не
собиравшийся ползать на коленях перед этой мразью.
– Я – начальник контрразведки округа, – сказал капитан
без всякого выпендрежа. – Имею право поступать со сволочью вроде тебя, как
требует ситуация. Почему летал в американском обмундировании?
– А вот это, дядя, совершенно не твое дело, – сказал
Спартак. – Американцы – наши союзники, если у них будут претензии, перед
ними, в случае чего, и отвечу. Или они тебя уполномочили представлять тут их
интересы? Если так, бумагу покажи...