— Маньяк, наверное, — включился в разговор мрачный
тип из мэрии.
— И ничего не маньяк, там все гораздо серьезнее, —
начал свою партию Пятаков, — она что-то видела, даже хотела мне
рассказать, но потом передумала, потом, говорит, дело серьезное. Она мне
доверяла, но, говорит, Володя, меньше знаешь — крепче спишь. Но я, говорит, все
записала для памяти и спрятала.
— Что же она такое видела? Что за дела в галерее
творились, из-за которых людей убивают? — Петя выглядел заинтересованным.
— Не знаю, — Владимир Иванович пожал
плечами, — тогда мне ни к чему было, а сейчас уж поздно — бабуля на том
свете, а вещи ее завтра из квартиры вывозят.
— С чего так быстро?
— Новый жилец въезжает, видимо, кому-то взятку
сунул, — Пятаков инстинктивно покосился на субъекта из мэрии, — и
теперь очень торопится с переездом.
— Прямо детектив! — резюмировал Петя.
Он выглядел достаточно спокойно, по крайней мере внешне своей
заинтересованности никак не проявлял. Его знакомый из мэрии слушал тоже очень
внимательно, не пропустил ни слова, но помалкивал, хотя интерес у него на лице
был написан живейший. Пятаков посчитал, что наживка заглочена, и потащил
Наталью дальше сквозь толпу в поисках следующего подозреваемого. На прощание
Пятаков ответил на вопрос Пети, что в галерее теперь новый хозяин — какой-то
богатый китаец.
— Знаю, знаю, — оживился Борис из мэрии, —
господин Фан, очень богатый человек! Однако он теперь стал вкладывать деньги в
искусство, это интересно!
— Какой китаец? Не тот ли, чья жена… — Петя наклонился
ближе к собеседнику и зашептал что-то, хихикая, но Пятаков с Натальей уже ушли.
Джорджа Верри они тоже нашли на выставке. Он стоял в дальнем
конце зала и увлеченно беседовал по-английски с каким-то мелким дипломатом.
— Наверное, зря мы это делаем, — прошептала
Наталья. — Неужели человек, который убил троих, может спокойно ходить на
выставки и презентации?
— Напротив, ведь это его привычный образ жизни, — возразил
Пятаков, если он перестанет это делать, все сразу удивятся и спросят, а почему
вы, Петя, не были на выставке такого-то? Все были, а вас не было. Не случилось
ли чего? Может, вы заболели? Нет, он не заболел, просто вдруг стал каким-то
странным, никуда не ходит. И пойдут сплетни да разговоры. Нормальному человеку
бояться нечего — подумаешь, стал по-другому себя вести! А убийца не может себе
позволить сейчас изменить образ жизни, вот и шляется всюду, хоть ему и не
хочется. Впрочем, возможно, я и не прав. И вообще, я боюсь, поэтому и болтаю
много лишнего.
— Ладно, делаем последнее усилие и сматываемся, а
дальше будь что будет!
Задача осложнялась тем, что Пятаков был едва знаком с
Джорджем Верри и вовсе не знал его собеседника, поэтому ни с того ни с сего
пристать к ним с разговорами об убитой старухе было по меньшей мере странно.
Наталью осенило, она наклонилась к уху Пятакова и шепотом произнесла несколько
слов. Тот подивился женской изворотливости, но принял ее план. Они увидели
неподалеку неизбежного Шанхайского и приступили к выполнению задачи. Подойдя к
Шанхайскому, Володя схватил его за руку и потащил ближе к Джорджу Верри якобы
смотреть картину, висевшую рядом. Крепко держа удивленного и недовольного
Шанхайского, чтобы не удрал, Володя понес какую-то ахинею о слабенькой картине
с вялым намеком на ранний импрессионизм. Шанхайский дернулся было, но Наталья
вцепилась в другую его руку и спросила громким шепотом:
— Вы не видели, сколько стаканчиков шампанского он
выпил? — Она кивнула на Володю.
— Понятия не имею, — сказал Шанхайский.
— Шанхайский, ты меня уважаешь? — спросил вдруг
Володя.
Шанхайский сразу успокоился — ясное дело, человек выпил и не
в себе.
— А я ей говорю, — бормотал Володя достаточно
громко, — спокойно, Вера С-сергеевна, ничего вы не видели, сидите тихо и
не рыпайтесь. Но старуха, доложу я вам, та еще бестия была — на пенсию не
проживешь, это мы с вами знаем, народ с-страдает! — с пафосом воскликнул
Володя. — И она говорит — Вова, говорит, это она мне, потому что она меня
с детства знает, она моей тещи подруга, Вова, говорит, не все так просто. Я,
говорит, все записала и вообще все записываю, что в галерее творится. На память
уже не надеется. — Володя широко взмахнул рукой и заметил, что Джордж
Верри бросил своего дипломата и внимательно слушает его.
— Володечка, пойдем домой! — взмолилась Наталья
голосом несчастной жены.
— Подожди, не мешай, — отмахнулся он, — вечно
вы мешаете. Та была посторонняя женщина, а помогала.
— Да чем она тебе помогала? — Шанхайский решил не
перечить пьяному человеку и поддерживать разговор.
— Она у меня была в галерею специально
зас-с-данная, — с трудом проговорил Володя. — Не веришь — вот! —
Он вытащил из кармана какую-то бумажку и помахал ею перед Шанхайским. —
Аделаида, упокой Господи, та еще была жадина, все знают. Хотела на нас,
художниках, наживаться. Самих к клиенту ни за что не подпустит. А бабуля там,
пока убирает, все слышит, вот приходил один, купил картину, теперь хочет мне
большой заказ дать — вот оно! Жалко бабку, а теперь и вещи ее из квартиры все выкинут
через день!
Но тут Наталья, как бы потеряв терпение, схватила Пятакова
за рукав и потащила к выходу.
Выскочив на улицу, она посмотрела на него смеющимися
глазами:
— У тебя просто талант играть пьяного!
***
Человек, называвший себя Николаем Степановичем, поднес к
глазам бинокль. На дальней стороне оврага появился черный автомобиль. Наведя
бинокль на резкость, он разглядел «мерседес». Дверца открылась, и из машины
вышел человек. Николай Степанович достал из кармана сотовый телефон и набрал
номер. Человек у «мерседеса» поднес к уху трубку, и Николай Степанович услышал
его голос:
— Фан слушает.
— Господин Фан, дальше вы пойдете пешком. Идите вперед
по ходу вашей машины еще двести метров, там я снова с вами свяжусь. За вами
никто не должен следовать.
Черная фигура двинулась вдоль оврага. Через несколько минут
ее скрыли кусты.
Николай Степанович снова набрал номер.
— Я слушаю.
— Пройдите сквозь кусты к краю оврага, там вы найдете
тропинку. Спуститесь по ней до мостика, перейдите на другую сторону ручья, потом
по тропе поднимитесь на левый берег и снова ждите звонка.
Черная фигурка показалась из-за кустов и спустилась по краю
оврага к незамерзающему ручью. Николай Степанович наблюдал в бинокль за дальним
берегом. Никто не выходил из «мерседеса», никто не следовал за Фаном: китаец
выполнял свое обещание. Удобная позиция, выбранная Николаем Степановичем,
позволяла ему просматривать все подходы, мост через ручей был единственным, так
что никто не мог подобраться незамеченным. Фан поднялся на левый берег оврага, Николай
Степанович снова позвонил ему и дал последнюю инструкцию. Через десять минут
китаец появился из перелеска и подошел к машине Николая Степановича.