История Лизи - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Кинг cтр.№ 34

И однако, когда часовая стрелка переползла через число 10, разве она не почувствовала, что в неё начинает медленно, но верно заползать счастье? И теперь, глядя на укрытый тенью луг, Лизи думает, что ответ — «да». Знает, что ответ — «да». Потому что, сидя с головной болью и стаканом терпкого красного вина, наблюдая за гиеной, обедающей сусликом под комментарий: «Хищник знает, что так хорошо поесть ему, возможно, удастся лишь через много дней», - Лизи не сомневалась, что она любила его и знала много такого, что могло нанести ему урон.

А он тоже любил её? Был одним из них?

Всё так, но в данном вопросе его любовь к ней имела второстепенное значение. Главное было в другом — в жажде смерти, которую она в нём видела. Другие друзья Скотта видели его талант, который их ослеплял. Она же замечала, с каким трудом ему иногда удаётся встретиться с незнакомцем взглядом. Она это понимала и знала, что могла больно ударить его, если бы захотела, несмотря на два опубликованных романа и умные, иногда блестящие мысли, которыми он делился с собеседниками. Он, по словам её отца, просто нарывался на неприятности. И занимался этим всю свою обаятельную дол-баную… нет, поправка, всю свою обаятельную грёбаную жизнь. Сегодня обаянию Скотта предстояло дать трещину. И кто его разобьёт? Она.

Маленькая Лизи.

Она выключила телевизор, пошла на кухню со стаканом вина, вылила его в раковину. Больше пить не хотелось. На вкус оно стало не столько терпким, как кислым. Оно скисло из-за тебя, подумала Лизи. Вот как твоё отсутствие подействовало на вино. И в этом она нисколько не сомневалась. Старый радиоприёмник стоял на подоконнике над раковиной, старый «филко» с треснувшим пластмассовым корпусом. Приёмник принадлежал папане; он брал его с собой в амбар и слушал, пока работал. Это была единственная его вещь, которая осталась у Лизи, а на окне она держала его потому, что лишь там он брал местные станции. Джодота подарила ему этот приёмник на Рождество, купила на распродаже, но когда он развернул бумагу и увидел подарок, губы его растянулись в такой широкой улыбке, что казалось, разорвутся, и как он её благодарил! Снова и снова! Ту самую Джоди, которая всегда была его любимицей, и эта самая Джоди как-то в воскресенье, за обеденным столом, объявила родителям (чёрт, объявила им всем), что беременна, а мальчик, который её обрюхатил, сбежал, завербовался на флот. Она хотела знать, может, тётя Синтия из Уолфеборо, штат Нью-Гэмпшир, позволит пожить у неё до того, как ребёнка можно будет отдать на усыновление. Именно так и выразилась Джоди, словно речь шла о домашней живности. Новость её встретили непривычной для воскресного обеда тишиной. Это был один из тех редких случаев на памяти Лизи (может, единственный), когда непрерывный разговор ножей и вилок с тарелками (семеро голодных Дебушеров споро расправлялись с жареным мясом) прекратился. Наконец добрый мамик спросила: «Ты говорила об этом с Богом, Джодота?» А Джоди (вот тебе, добрый мамик) ответила: «Ребёночка мне сделал Дон Клотьер, не Бог». Именно тогда отец вышел из-за стола, не сказав любимой дочери ни слова, даже не посмотрев на неё. А несколько минут спустя они услышали, что в амбаре работает радиоприёмник, очень тихо. Через три недели отца свалил первый из трёх инсультов. К тому времени Джоди уехала (не в Майами, туда она отправилась через много лет), и теперь Лизи становится объектом нападок Дарлы, а почему? Потому что Канти на стороне Дарлы, а обзывать Джоди всякими словами не приносит им никакого удовольствия. Джоди отличается от остальных сестёр Дебушер. Дарла называет её холодной, Канти — эгоистичной, обе называют её безответственной, но Лизи думает, что дело в другом, отличие у неё как раз хорошее. Джоди — единственная из всех сестёр, кто нацелен на выживание и совершенно невосприимчив к парам вины, наполнявшим семейный вигвам. Сначала эти пары источала бабушка Ди, потом добрый мамик, но Дарла и Канти уже готовы подхватить эстафету, уже понимают, если ты называешь этот ядовитый, вызывающий привыкание дым долгом, никто не велит тебе затушить костёр. Что же касается Лизи, она только хочет, чтобы таких, как Джоди, было больше. Тогда на обзывания Дарлы она смогла бы ответить: «Засунь это себе в зад, дорогая Дарла» или «Что себе постелила, на том и спи».

Она стоит у двери на кухню. Смотрит на большой, чуть уходящий вниз двор. Хочет увидеть Скотта возвращающимся из темноты. Хочет позвать его (да, больше, чем что-либо ещё), но упрямство удерживает его имя за губами. Она ещё немного подождёт.

Но лишь немного.

Потому что её уже начал охватывать страх.

Отцовский приёмник берёт только средние волны. Радиостанция «WGUY» давно уже канула в Лету и ушла из эфира, но «WDER» транслировала старые песни, и когда она мыла стакан, из которого вылила вино, какой-то герой пятидесятых пел о юной любви. Потом она вернулась в гостиную и… бинго! Он стоял на пороге с банкой пива в одной руке и привычной улыбкой на лице. Возможно, она не услышала шума подъезжающего автомобиля из-за музыки. Или из-за головной боли. Может, из-за первого и второго на пару.

— Эй, Лизи. Я сожалею, что опоздал. Действительно сожалею. После семинара Хонорса мы заспорили о Томасе Харди, и…

Она молча отворачивается от него и возвращается на кухню, к музыке, льющейся из «филко». Теперь это какая-то группа, поют «Ш-Бум». Он последовал за ней. Она знала, что последует, по-другому просто быть не могло. Она чувствовала, как всё то, что ей хотелось высказать ему, копошится в горле, едкие фразы, ядовитые, но какой-то одинокий, полный ужаса голос сказал ей, что ничего этого говорить нельзя, во всяком случае, не этому человеку, но она совет проигнорировала. Переполненная злостью, не могла поступить иначе.

Он ткнул большим пальцем в сторону радиоприёмника, гордясь никому не нужными знаниями.

— Это «Кордс» [39] . Первоначальная чёрная версия [40] . Лизи повернулась к нему.

— Ты думаешь, меня интересует, кто и что поёт по радио, после того как я отработала восемь часов и прождала тебя ещё пять? А потом ты заявляешься в четверть одиннадцатого, с улыбкой на лице, банкой пива в руке и историей о том, что какой-то давно умерший поэт для тебя важнее, чем я!

Улыбка с его лица не исчезла, но начала уменьшаться, пока не скукожилась до ямочки на щеке. А к глазам прилила вода. Потерянный, испуганный голос вновь попытался остановить её, но она его проигнорировала. Потому что хотела рвать и метать. И по увядшей улыбке, и по растущей боли в глазах она видела, как он её любит, и знала, что любовь эта лишь увеличивает разящую силу её слов. Однако ей хотелось наносить удар за ударом. Почему? Да потому, что она могла их нанести.